Любовница Витгенштейна - [66]

Более того, подозреваю, что я могла написать даже Гилберту Мюррею и Т. Э. Шоу.

Хотя когда в отношении этих последних имен я говорю, что подозреваю, то это оттого, что на их счет я уже не могу быть уверена на сто процентов.

Главная причина, по которой я уже не могу быть уверена, заключается в том, что я написала все те письма много лет назад.

Но кроме того есть и другая причина, состоящая в том, что некоторые из упомянутых людей на самом деле уже могли умереть к тому моменту, как я написала те письма.

И в этом случае я, естественно, вряд ли им писала.

Ну, именно такая ситуация сложилась с людьми вроде Джексона Поллока, Гертруды Стайн и Дилана Томаса, которым я, естественно, тоже не писала.

Поэтому я лишь имею в виду, что после стольких лет я забыла даты жизни этих людей.

То есть даже хотя я думаю о них сейчас как о людях, которым я могла в то время захотеть написать, они, очевидно, все-таки могли и не быть такими людьми, которым я захотела бы написать.

Это на самом деле не так сложно, как может показаться.

И, честно говоря, у меня все равно не было особых посланий ни для кого из них в отдельности.

Все те письма до единого были совершенно одинаковыми.

Более того, они были ксерокопиями одного и того же письма.

Во всех них говорилось, что я только что завела кота.

Ну, естественно, в письмах говорилось не только об этом.

Едва ли кто-нибудь стал бы ксерокопировать письмо для Пикассо или королевы Англии просто ради того, чтобы сказать, что завел кота.

В письме также говорилось, что я ужасно затрудняюсь с выбором клички для кота, и спрашивалось, нет ли у них на этот счет идей.

Все это было придумано просто ради шутки, конечно же.

Пусть даже факт в том, что те письма были вполне правдивыми.

За исключением, возможно, того факта, что кот в действительности был не котом, а всего лишь котенком.

Однако когда у тебя есть кот, ты, как правило, говоришь о нем как о коте, даже если имеешь в виду тот период, когда он еще не стал котом.

Даже если он, несомненно, не был ни тем, ни другим.

Дело в том, что бедняжка все еще слонялся по моей студии без имени, которым кто-нибудь мог бы его звать.

На самом деле почти до тех пор, пока он не перестал быть котенком и не начал становиться настоящим котом.

Почти кот — так я стала о нем думать.

Хотя, несомненно, мне лучше обратиться за помощью в этом сложном вопросе, — была я в итоге вынуждена признать.

Как Джоан Баэз назвала бы недокота? А Жермен Грир?

Несомненно, у меня появились такого рода мысли.

Ну, у меня определенно появились такого рода мысли еще и потому, что иначе мне бы вряд ли пришло в голову написать те письма.

Даже хотя я, наверное, забыла упомянуть о том, что Джоан Баэз и Жермен Грир были еще двумя людьми, которым я написала.

И даже если написать те письма было, в любом случае, не моей идеей.

Вообще-то случилось так, что однажды вечером в моей студии оказались кое-какие люди, и один из этих людей спросил меня, как зовут моего недокота.

Ну, когда находишься в гостях у кого-то в студии, а на колени к тебе запрыгивает недокот, то вполне естественно задать такой вопрос.

На самом деле на чьи колени запрыгнул недокот, так это на колени Марко Антонио Монтеса де Оки.

Даже хотя я уже не имею совершенно никакого представления о том, что мог делать в моей студии Марко Антонио Монтес де Ока. Если только это не Уильям Гэддис его привел.

Хотя, несомненно, я также не упоминала, что Уильям Гэддис когда-либо посещал мою студию.

Уильям Гэддис время от времени посещал мою студию.

И в некоторые из тех дней, когда он приходил, он также приводил с собой других писателей.

В принципе такого рода вещи не были редкостью.

Ну, я имею в виду, что если бы Уильям Гэддис был аптекарем, то, несомненно, другие люди, которых он приводил с собой, тоже были бы аптекарями.

При условии, что он вообще приводил с собой кого-либо, так я, очевидно, хочу сказать.

Поэтому в тот раз он, возможно, привел с собой Марко Антонио Монтеса де Оку, который, так или иначе, спросил меня, как зовут моего недокота.

Итак, сразу же вслед за этим поступило множество интересных идей о том, как решить проблему с выбором клички.

Написать письма знаменитостям, где бы спрашивалось об их идеях, как оказалось, было одной из таких идей.

И это тотчас вызвало отклик у всех присутствовавших в комнате.

Поэтому передо мной моментально появился лист бумаги, на котором было написано столько имен знаменитостей, что и не перечесть.

Все это, как я уже говорила, было придумано шутки ради.

Даже хотя это меня огорчало.

Ну, из-за того, что я, по правде сказать, никогда не слышала и половины упомянутых имен.

Хотя, конечно, это не было для меня каким-то абсолютно новым опытом, если хорошенько подумать.

На самом деле иногда мне казалось, что это происходит каждый второй раз.

Едва привыкнув к какому-нибудь имени, скажем, Жак Леви-Стросс, я вдруг обнаруживала, что все уже говорят о Жаке Барте.

И через три дня — уже о другом Жаке.

А между тем все, что я в действительности пыталась сделать, так это догнать Сьюзен Зонтаг.

И, конечно, примерно в то же самое время обнаружилось, что люди, писавшие заурядные обзоры произведений искусства в ежедневных газетах, перестали называть себя обозревателями и сделались искусствоведами.