Любовница Витгенштейна - [46]

Более того, однажды он забрался на колени Уильяма Гэддиса в тот раз, когда Люсьен привел Уильяма Гэддиса в мой лофт.

По-моему, был случай, когда Люсьен привел Уильяма Гэддиса в мой лофт.

Так или иначе, я почти уверена, что однажды он привел кого-то, кто напомнил мне о Таддео Гадди.

Таддео Гадди едва ли является такой личностью, о которой часто думаешь, ведь он был относительно малоизвестным живописцем.

О Кареле Фабрициусе, например, думаешь гораздо чаще, чем о Таддео Гадди.

Даже хотя и о том и о другом задумываешься редко.

Не считая, пожалуй, такого момента, когда слегка портишь картину первого из них в Национальной галерее.

Которая, кстати, была делфтским пейзажем.

Ну, конечно, слава сама по себе в любом случае относительна.

Художник по имени Торриджано когда-то был гораздо более знаменитым, чем многие другие художники, по той простой причине, что сломал нос самому Микеланджело.

Ну, или спросите Вермеера.

И, честно говоря, Уильям Гэддис был не так чтобы чрезвычайно знаменит, хотя и написал роман под названием «Признания», о котором хорошо отзывалась масса людей.

Несомненно, я бы сама о нем говорила хорошо, если бы прочла, ведь это роман о человеке, который носил будильник на шее.

Хотя что я сейчас пытаюсь вспомнить, так это спрашивала ли я Уильяма Гэддиса о том, известно ли ему о художнике по имени Таддео Гадди.

Как я предположила, естественно, многие люди никогда не слышали о нем.

Впрочем, если бы человека звали Уильямом Гэддисом, он бы, несомненно, прожил жизнь, осознавая это.

На самом деле люди, наверное, годами доводили Уильяма Гэддиса до умопомрачения, спрашивая его, знает ли он о художнике по имени Таддео Гадди.

Возможно, я была достаточно благоразумна, чтобы не спросить его об этом.

Более того, я надеюсь, что не спросила его даже, известно ли ему, что Таддео Гадди был учеником Джотто.

Ну, разумеется, я бы не спросила его, ведь я даже не подозревала, что помнила об этом, пока не начала печатать это предложение.

И, в любом случае, возможно, что кот все-таки не залезал на колени к Уильяму Гэддису.

Чем больше я об этом думаю, тем больше, как мне кажется, вспоминаю, что Рембрандт редко оказывался рядом с незнакомцами.

Пусть даже он и Уильям Гэддис временами, конечно, оставались равноудаленными друг от друга.

Ну, как и всякий другой кот и всякий другой человек.

Или даже как кот, которого я видела в Колизее, и каждая из тех банок с кормом, которые я там расставила, тоже.

Даже если банок там было практически столько же, сколько римлян смотрело на казни христиан.

Кстати говоря, каждый христианин и каждый лев всегда оставались бы равноудаленными друг от друга.

За исключением тех случаев, когда львы съедали христиан, естественно.

Хотя теперь я могу придумать еще одно исключение из этого правила.

Я сама и тот кот, что сейчас скребет за моим разбитым окном, могут, как правило, также считаться равноудаленными друг от друга.

За исключением случаев, когда липкая лента перестает шуршать, ведь в этот момент кот исчезает.

И, разумеется, невозможно быть равноудаленным от чего-то, что не существует, точно так же как и то, что не существует, не может быть равноудаленным от того, что, как предполагается, должно быть равноудалено от него.

Или это понятно любому ослу?

Между прочим, легче считать, что не существует кота, чем Винсента.

И вместе с тем мне почему-то очень приятно вспоминать об этом касательно Таддео Гадди и Джотто.

Да, и это также создает интересную связь между Чимабуэ, и Джотто, и Таддео Гадди.

Вроде той связи между Перуджино, Рафаэлем и Джулио Романо.

Даже если я, возможно, не упоминала, что Рафаэль был учеником Перуджино. Или, если уж на то пошло, что Перуджино, в свою очередь, был учеником Пьеро, который не прятался под столами, что создает еще более далеко идущие связи.

Более того, я сейчас неожиданно нашла ответ на вопрос, чьим потомком был Виллем де Кунинг.

Виллем де Кунинг не был ни чьим потомком. Им был учитель Виллема де Кунинга.

О, боже мой. Или мне следует перестать тратить силы на исправление подобной чепухи и просто позволить языку выражаться тем образом, на котором он настаивает?

На самом деле еще до того, как я написала, что Виллем де Кунинг не был ни чьим потомком, чего я, очевидно, не имела в виду, мне снова пришла в голову мысль о «Троянцах».

Что бы я написала о «Троянцах», если бы нашла время упомянуть о них, так это то, что в опере никто никогда не обращает внимания на слова Кассандры, равно как и в пьесах.

Вот только если никто никогда не обращает внимания на слова Кассандры, то как вообще кто-либо может знать, что никто не обращает внимания на ее слова?

Теперь мне кажется, что здесь я тоже выразилась неудачно.

Впрочем, некоторые вещи иногда почти невозможно выразить.

Однажды, когда я училась в седьмом классе, учитель рассказал нам о парадоксе Архимеда про Ахиллеса и черепаху.

Парадокс заключался в том, что если Ахиллес пытается догнать черепаху, но черепаха на старте имеет преимущество, то Ахиллес не может ее догнать.

Это связано с тем, что к тому времени, когда Ахиллес наверстывает расстояние, разделявшее их в момент старта, черепаха, естественно, проходит еще некоторое расстояние. И хотя каждое новое расстояние, которое проходит черепаха, становится все меньше и меньше, Ахиллес всегда будет отставать на это новое расстояние.