Любовница лилий - [11]

– Что это? – взволнованно спрашивал Петр Иванович. – Кто это? Ей плохо? Может, «Скорую»?

– Моя дальняя родственница, – на ходу придумал Виктор. – Случайно встретил…

– Так вы ж говорили, что у вас никого нет и вы один на белом свете, – удивленно ответил сторож, глядя на девочку.

Она открыла глаза и приподнялась. Слабая улыбка тронула ее бледно-розовые губы. Никакого испуга Виктор, к своему счастью, не заметил. По привычке он просканировал поле. Еще были кое-где выбросы фиолетового цвета, но они на глазах сменялись сиреневыми, затем розовыми с золотистой подсветкой. Но его удивило, что они довольно быстро начали заливаться синими тонами. И это было нестандартно. Виктор отнес такую ауру на глубинную печаль девочки и решил быть настороже.

– Пришла в себя, – удовлетворенно проговорил Петр Иванович. – Может, чаю сделать?

– Было бы отлично! – обрадовался Виктор.

Ему не терпелось остаться с девочкой наедине, чтобы кое-что прояснить.

– Схожу к себе в сторожку, – сказал Петр Иванович. – Заварка здесь есть, но вот продуктов никаких. А у меня вафельный тортик припасен. Принесу, пожалуй, к чаю.

– Прекрасно! – одобрил Виктор.

Как только за сторожем закрылась входная дверь, он присел рядом с девочкой и взял ее руки в свои. Ее пальчики были холодными, они дрогнули, и он мягко сжал их.

– Как тебя зовут? – спросил Виктор.

– Ева, – ответила она.

– Красивое редкое имя, – с улыбкой заметил он.

– Мама так меня назвала, – сообщила девочка и посмотрела ему в глаза.

– А я Виктор, – сообщил он.

– Дядя Витя, – поправила она и застенчиво улыбнулась.

– Можно и так, – согласился он.

Несмотря на бледность, немного осунувшееся личико, темные круги под глазами, он видел, что Ева необычайно хороша собой, и уже начал подпадать под обаяние ее невинной прелести. Тонкое одухотворенное лицо с нежным овалом, большие красивой формы голубые глаза, длинные густые волосы цвета спелой пшеницы, чистая, словно фарфоровая кожа с появившимся тонким румянцем радовали глаз совершенной гармонией.

– Вы же сказали тому мужчине, что я ваша родственница, – заметила она. – Так что будете дядей Витей!

И она задорно тряхнула волосами и снова заулыбалась.

– Ты права, – весело ответил Виктор. – Тогда давай сразу перейдем на «ты». И мне лучше все знать о тебе. Сколько тебе лет?

– Девять, но уже через два месяца будет десять, – торопливо ответила она.

– Я думал меньше, – удивленно заметил он. – Выглядишь лет на восемь.

– Просто пока маленькая, но я расту, – важно проговорила Ева. – А еще мама говорила, что у меня кость узкая, вот.

– Да, девочка ты не крупная, – сказал он. – Что стало с мамой? – осторожно добавил Виктор.

Ева опустила голову. Он машинально включил «второе зрение» и заметил появление сиреневых тонов в ее энергетическом поле.

– Мне нужно знать, – ласково произнес Виктор и погладил девочку по голове.

Она неожиданно прижалась к нему и крепко обняла, уткнув лицо в плечо. Виктора обдало волной нежности. Энергия девочки была так близка ему, словно они были родными по крови. И это немного пугало. Ловец только тогда идеально выполнял свои обязанности, когда был лишен каких-либо привязанностей. Мать Виктора умерла, женат он никогда не был, детей не имел, про отца вообще ничего не знал. Для Ордена такое положение вещей считалось идеальным. Виктор был свободен, ни о ком не болело его сердце, не нужно было заботиться о родных и близких. И весь жар души уходил в работу ловца.

Виктор мягко отстранился, посадил Еву перед собой и твердо проговорил:

– Расскажи мне все быстро и коротко. А то Петр Иванович сейчас вернется, и мы не сможем обсудить ситуацию. Он и так что-то задерживается.

– Мама… умерла девять дней назад, – тихо начала Ева, но вдруг уткнула лицо в ладони и расплакалась.

Виктор обнял ее и прижал к себе. Ему пришлось применить кое-какие тайные энергетические техники, чтобы привести девочку в уравновешенное состояние. И Ева успокоилась.

– Мы из Владимира, – тихо продолжила она. – Мама там работала в театре. Она актриса и певица. Я училась в школе, мы жили в комнате общежития.

– Своей квартиры не было? – уточнил он.

– Мама из детдома. Ей выделили квартиру, но она позже ее продала. Подробностей я не знаю. Кажется, маму обманули, и мы остались на улице. Театр дал комнату.

Ева замолчала и опустила голову. Виктор видел, насколько ей тяжело вспоминать обо всех этих событиях, но ему нужна была информация, и он мягко попросил девочку рассказывать дальше.

– Как-то мама разоткровенничалась, что ей не дают хороших ролей в театре, она очень обижалась на режиссера. Вообще, она была нервной всегда. Я знала, что если мама начинает песню Эдит Пиаф, то к ней лучше не подходить. Для меня это был знак, что мама сильно взвинчена.

И Ева, к изумлению Виктора, вдруг запела красивым грудным голосом:

– Non, rien de rien / Non, je ne regrette rien /Ni le bien qu’on m’a fait, ni le mal /Tout ça m’est bien égal /Non, rien de rien /Non, je ne regrette rien /C’est payé, balayé, oublié /Je me fous du passé…

«Нет, ни о чем, Нет, я не жалею ни о чем. Ни о хорошем, что мне сделали, ни о плохом. Мне все равно. Нет, ни о чем, Нет, я не жалею ни о чем. За это заплачено, сметено, забыто…» – машинально перевел он известный хит.