Любовница Леонарда - [11]

— Знаешь, что, — заговорила она через минуту, — отвадить эту девку от Павла — дело, конечно, плевое. Найдутся у меня средства… Но вот в чем беда — на месте Райки вскоре окажется другая, как пить дать, окажется! Раз твой отец взял себе в голову, что нужно жениться, то его не переубедишь. Да и понятно, мужику-то всего сорок с небольшим годков. Так что все ваше добро может запросто уплыть в чужие, загребущие, руки, а в твои, как должно бы быть по совести, не попадет. Обидно!

— Ну да, — согласилась Архелия, в задумчивости опустив голову. — Но хотя бы батька нашел себе приличную женщину. Такую, которая не захотела бы выжить меня из дома, которой бы я не мешала…

Старушка, кряхтя, поднялась с топчана и поковыляла к столу.

— Э, внученька, такую бабу нынче не сыщешь! — проговорила она и, поставив чайник на пышущую жаром самодельную электроплитку, заглянула в сахарницу. — Сейчас все они ищут выгоды и корысти. И любой ты будешь мешать.

— Что же делать? — Архелия потерла пальцами крылья своего тонкого носа, словно он окоченел на морозе.

— Не знаю, милая, не знаю…

Пока вскипал чайник, Евдошка положила на тарелку несколько золотистых вергунов, достав их из большой эмалированной миски, и подала девушке.

— Я их утром приготовила! Вроде вкусные получились…

— Так что же мне делать, бабушка? — Архелия с надеждой смотрела на старушку, ища в ней не столько понимания и сочувствия, сколько защиты и покровительства.

— Надо подумать…. Даже не представляю, как тебе помочь…

Вернувшись домой, девушка обнаружила на обеденном столе грязную посуду, а в комнате Павла — скомканную постель и разбросанную одежду, как будто ее специально вывалили из платяного шкафа. Пришлось целый час наводить порядок, одни вещи раскладывать по полочкам, другие — развешивать на тремпеля. Занимаясь этой ненужной работой, Архелия ужасно злилась. Ну, зачем отец и Райка устроили такой жуткий бардак? Да еще и посуду оставили немытой. Это что же получается, за ними теперь каждый раз убирать, исполняя роль служанки? Нет, уж лучше действительно уехать к бабушке Настасье! Она будет рада, да и дед Анатолий — человек, кажется, гостеприимный и добродушный — в приюте не откажет.

Девушка так увлеклась этой мыслью, что готова была хоть сейчас начать собираться к отъезду. Но потом поостыла. Ведь Сысоевой только того и надо, чтобы остаться наедине с Павлом и помаленьку прибрать все добро к рукам. Нельзя этого допустить! Следует держать свои эмоции в узде, а уговоры и увещевания охотницы до нажитого чужим трудом пропускать мимо ушей. Нужно бороться! Вот только как, если батька полностью на стороне своей коварной пассии?

Архелия не приседала до самого вечера. Почистила хлев, сгребла навоз в кучу, потом погрузила его в деревянную тачку, отвезла за огород и вывалила в специально вырытую яму. Покормила корову, крепко подросшего бычка, годовалую телку, четырех поросят, сотню курей и три десятка мускусных уток. Постирала постельное белье, свои и отцовы носильные вещи. Пропылесосила в комнатах, вымыла полы. А после всего приготовила ужин — жаркое со свинины, винегрет и кастрюлю взвара из сухофруктов.

Павло явился домой только в одиннадцатом часу вечера и с порога напустился на дочь с упреками:

— К чему ты выкинула этот фортель в обед? Как тебя прикажешь понимать?

— А чего Райка стала меня поучать и порочить? — огрызнулась девушка. — И борщ ей не такой, и учили меня плохо, и бухгалтером я не могу работать! А сама — неотесанная дура! Даже среднюю школу толком не окончила!

— Ты язык-то свой попридержи! — вскипел отец. — Добром прошу! А не то, возьму в охапку и так отстегаю поясом по заднице — десятому закажешь! И не посмотрю, что уже взрослая!

Норов у Павла был крутой, Архелия это знала хорошо. Не раз получала от него пощечины да затрещины. Но поясом он никогда не сек и даже не вспоминал о нем. А теперь, когда стал якшаться с Сысоевой, вдруг начал им грозить! Вот что значит дурное влияние!

— Так, по-твоему, я во всем неправа, а Райка твоя — прямо святая! — девушка стояла у газовой плиты и с обидой смотрела на отца.

— Конечно, ты не права! — громыхнул он. — Тебе человек добра желает, советует учиться, а ты, вместо того, чтобы сказать спасибо, швыряешь черпаки!

— Ты еще скажи, батька, что я должна последовать совету Сысоевой и немедленно уехать в Полтаву! — не унималась Архелия.

— А что, Раиска, если подумать, дело говорит! — Павло устало опустился на табурет и, облокотившись о стол, уже более спокойным тоном прибавил: — К поступлению в вуз нужно готовиться серьезно, а не так, как ты! Я, понятно, не отказываюсь платить за обучение, но мне надо, чтобы мои деньги не пропали даром, чтобы ты действительно стала специалистом, а не просто получила диплом.

Девушка поставила на стол тарелки с едой, отошла в сторону и, обиженно закусив губы, произнесла:

— В общем, понятно… Мешаю я вам… Ох, батька, ты еще пожалеешь, что гнал меня из дому! Обдерет тебя эта Райка, как липку! И бросит! Или в могилу сведет!

— Что ты мелешь? — опять повысил голос отец. — Сама посуди: Раиска станет мне законной супругой, а это значит, что обирая меня, она будет обирать саму себя. Это же бред! Разве не так?