Любовница королевских кровей - [27]

Антонелла разгладила хлопковую ткань своего сарафанчика, наименее помятого из всех ее вещей, и опустилась в кресло напротив Кристиано.

— Когда мы будем в Париже? — поинтересовалась она.

Взгляд Кристиано опустился на ее колено, скользнул по голой икре, вернулся к лицу. Сколько жара в этом взгляде! Сколько обещания! Тело ее не могло не откликнуться. Она скрестила ноги так, потом эдак. В глазах Кристиано тлел огонь.

— Неудобно?

— Нет, что ты.

Стюардесса прервала их, поставив кофе перед Кристиано.

— Принцесса? — спросила она, указывая на чашку.

Антонелла улыбнулась так широко, что скулам стало больно.

— Спасибо, нет. — Чтобы кто‑то плюнул ей в кофе?

Когда она ушла, Кристиано отпил глоток:

— Ах, я скучал по этому.

— Ты не ответил на мой вопрос, — напомнила Антонелла. — Ты знаешь, сколько нам лететь до Парижа?

— Мы летим не в Париж, а в Монтероссо.

Если бы она не сидела, то упала бы.

— В Монтероссо? Но ты же обещал доставить меня в Париж.

— Это было до того.

— До чего, Кристиано? До урагана? До того, как ты шантажом добился моего согласия выйти за тебя? Или до того, как мы с тобой начали заниматься сексом?

Он допил кофе. Единственным намеком на напряжение был тик на скуле.

— До того, как я решил, что лучше не выпускать тебя из виду. Ты думаешь, из‑за того, что было между нами, наша сделка больше не имеет силы? Заверяю тебя, это не так. Я по‑прежнему жду, чтобы ты приложила усилия для передачи железной руды под мой контроль.

Сердце болезненно сжалось. Кристиано нет до нее никакого дела. Единственное, что его волнует, — это рудники и поражение Монтеверде. Ей это было известно, и все же она позволила себе поверить в несбыточную мечту. Дура, дура, дура! Неужели она никогда не поумнеет? Ведь подобное уже было: она много лет старалась завоевать отцовскую любовь и одобрение и не добилась ничего.

Взгляд Кристиано был твердым и холодным, как в первый вечер, когда они познакомились.

— Ты, возможно, предполагала, что я смягчусь. После того как мы были… близки.

— Близки? — Она заглушила горький смех. — Да. Очень близки, но, очевидно, недостаточно.

— Ты ждала, что, подарив мне свою девственность, ты заставишь меня передумать? Признаюсь, это как‑то не приходило мне в голову в пылу страсти, но сейчас я считаю, что ты могла так считать.

— Иди к черту, — огрызнулась она. Как он смеет предполагать, что она отдалась ему, чтобы впоследствии манипулировать им? Это так больно, так обидно! И все же ей следовало это предвидеть. Нельзя забывать о разногласиях между ними.

Что‑то промелькнуло на его лице, но не успела она понять, что именно, как Кристиано повернулся к иллюминатору. Несколько минут царило молчание. Затем он снова обратился к ней:

— Я приношу тебе свои извинения за… происшедшее, но это ничего не меняет. Ты убедишь своего брата подписать соглашение. Это единственный способ спасения для Монтеверде.

Антонелла скрестила руки. Горло саднило от непролитых слез. Как ни странно, но его извинение причинило больше всего боли.

— Это был не единственный способ спасения, — тихо проговорила она. — Но он стал единственным благодаря тебе.

Кристиано не испытывал раскаяния. Да, он провел несколько приятных дней в ее компании, но все позади. В ту минуту, когда Марко нашел их, он понял, что все кончено; не может он с чистой совестью продолжать оставаться любовником Антонеллы. Ему не хочется причинять ей боль, но она переживет со временем. Он будет держать принцессу рядом, пока не убедится, что месторождения руды и само Монтеверде перешли к нему, а потом отошлет ее домой. Помолвка будет фиктивной и продлится ровно столько, сколько потребуется. Даже если бы она не была монтевердианкой, он не мог бы жениться на ней. Антонелла пробуждает в нем такие чувства, которые сбивают его с толку и злят. Удовольствие, чувство товарищества, желание защищать… Опасные вещи…

Лицо Джулианны всплыло перед мысленным взором Кристиано, ее голос спросил, почему он позволил ей уехать без него. А у него нет ответа. Никогда не было. Все, что есть, — это уверенность, что он покончит с насилием и даст ей покоиться с миром.

Он попросил Антонеллу позвонить брату, проводил ее к телефону и оставил. Незачем ему слушать их разговор.

Через десять минут она вернулась. Его взгляд скользнул по изгибу ее бедер. Желание забурлило в жилах. Господи, какие это были дни! Приятные дни… Кристиано приказал себе не думать об этом. Воспоминания возбуждали его, требовали увести ее в спальню и любить на шелковых простынях, как она того заслуживает. Антонелла такая отзывчивая, такая пылкая и чувственная. И пусть она была неопытна, но быстро наверстала упущенное. Как ему забыть ее поцелуи и ласки?

Антонелла решительно направилась к нему, опустилась в кресло напротив и скрестила ноги. В этот раз ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не любоваться ее обнаженной кожей, там, где заканчивалась юбка, и не представлять, что скрывается под юбкой.

Небеса… Рай… Блаженство…

— Твой брат был рад услышать, что ты жива‑здорова?

— Очень рад. — Она изучала свой ноготь. Рука ее слегка дрожала. Усталость, наверное. Или нервы.

Кристиано нахмурился. Ему было жаль Антонеллу. Хотелось видеть ее счастливой. Ее жизнь, как он выяснил, была пронизана чувством вины и страха. Похоже, он усугубил ситуацию. И все же у него нет выбора.