Любовная связь - [103]

И в понедельник утром, приняв душ и одевшись, Марни спустилась к завтраку и нашла всю свою семью за кухонным столом. При ее появлении комната наполнилась скрежетом отодвигаемых стульев — и через мгновение она оказалась в кольце родных людей.

Отец, крупный, надежный, и по-прежнему красивый, с темными, тронутыми серебром, волосами, подошел, чтобы сжать ее в нежных медвежьих объятиях. Он был одет в деловой костюм-тройку от Армани и галстук, который она ему подарила на последний день рождения. Марни обняла отца в ответ. От него исходило ощущение силы, безопасности и чего-то бесконечно дорогого.

— Доброе утро, папа. Привет, мушкетеры.

Отец отпустил ее и проницательно оглядел, подмечая больше, чем ей хотелось бы.

— Приятно видеть тебя на ногах, — произнес он спокойно. — Сядь и позавтракай с нами.

— Как ты, шмакодявка? — Кайл по-братски приобнял ее за плечи и повел к стулу.

— Просто прекрасно, спасибо.

Брат-доктор последние пару дней без конца тыкал и щупал ее, уж кто-кто, а он-то должен это знать.

— Как в старые добрые времена, — Марни заняла свое место за столом и положила на колени салфетку. — Вы все уже оправились от моего ранения? — кротко спросила она, оглядывая через стол отца и своих четырех мушкетеров.

Марни подумала, как они ей дороги, с их беспокойством в глазах и мрачными лицами. Они все так сильно ее любили. Она не могла представить свою жизнь без них. Родные всегда просто были с ней, проходили через все ее взлеты и падения, операции, ужасных бойфрендов. Они были ее стеной любви. Защищали её. Дорожили ей.

Мысли Марни обратились к Джейку.

Джейку, о котором никто и никогда не заботился. Джейку, который потерял друзей, а в случае с Ларчем — даже дважды. Джейку, которого предала первая любовь. Джейку, одиночке. Изгое.

На глаза навернулись слезы. Черт возьми. Она все еще слаба и сентиментальна. Она скучала по нему так сильно, что от этого страдала даже больше, чем от ран.

— К пулевому ранению нельзя относиться легкомысленно, милая. Особенно в твоем случае, — заметил отец и поманил экономку, Эстер, давая понять, что пора бы ей накормить Марни завтраком. Конечно, в этом напоминании не было необходимости. Экономка, работавшая у них почти двадцать лет, имела уши-локаторы и уже подавала на стол еду.

— Папа, мне двадцать семь. Во-первых, я уже давно не ребенок. Во-вторых, мое состояние в норме. Я здорова как лошадь. Да, папа, это так, — она подтолкнула сидящего рядом Кайла. — Док, скажи всем, включая себя, что я здорова.

— Она в порядке, — согласился Кайл.

Марни оглядела пятерку огромных мужчин, занимающих львиную долю места за столом. Они могут её услышать. Могут даже согласиться с Кайлом. Но это не означает, что станут обращаться с ней иначе, чем делали это всю жизнь. Она вздохнула.

— Разве тебе не надо клеймить телят? — спросила она Дерека, который, развалившись на стуле, вертел в длинных пальцах чашку крепкого кофе. Никто, встретив ее брата вне его ранчо, не догадался бы, что тот скотовод. Он носил кашемировые свитера и костюмы за две тысячи долларов. Темная шевелюра всегда уложена волосок к волоску. И тем не менее Марни своими глазами видела, как он, мокрый от пота, в завязанной вокруг головы бандане, кастрировал быков, стоя по колено в коровьем дерьме.

— Все под контролем, — усмехнулся тот. — Не переживай.

— А что насчет тебя? — потребовала она отчета от его близнеца, Кейна, всемирно известного фотографа. Может, внешне они и были точной копией друг друга, но по характеру — полные противоположности. В то время как Дерек олицетворял обаяние, тихий замкнутый Кейн на его фоне казался почти асоциальным. — Неужели не надо щелкать фотозатвором, или чем ты там еще щелкаешь?

Марни подняла глаза и улыбнулась экономке, поставившей перед ней тарелку с яйцами и беконом.

— Спасибо, Эсси, — поблагодарила она и снова посмотрела на Кейна: — Ну, что?

— Прямо сейчас у меня перерыв.

— У тебя тоже? — спросила она Майкла, который сидел рядом с отцом с задумчивым видом и всматривался в её лицо, надеясь уловить бог знает что.

— Ага, — хмыкнул тот, протягивая руку к кофейнику, чтобы наполнить ее чашку. Затем положил в напиток две ложки сахара, добавил молоко и снова взялся за ложку. — Перерыв.

— Ты сам-то заметил, что делаешь, Майкл Доминик Райт? — окликнула Марни, наблюдая, как тот размешивает ее кофе.

— Что?

— Ты приготовил мне кофе, будто я двухлетний инвалид.

— Ты ранена.

— Да, Майкл. Меня подстрелили. В тебя тоже, бывало, попадали. Выжить — лучший из вариантов, не так ли? Тем не менее я вполне способна добавить молоко и сахар в свой кофе. — Марни вздохнула, оглядывая сидевших за столом. — Ребята, послушайте, я ценю, что вы поехали туда, чтобы нам помочь. Я благодарна вам за беспокойство обо мне. Но теперь я в порядке. В самом деле. И мы не отменим случившегося, если просто не будем о нем говорить.

Отец наклонился и взял ее за руку.

— Мы пытались отговорить тебя ехать туда одной, дорогая. Мы не виним тебя, но ты же видишь, чем все закончилось...

— Папа, парни, я не хочу шокировать вас, но я бы ни за какие коврижки не пропустила поездку туда и жизненный опыт, который получила. Эпизод, в котором Марни схватывает пулю, может, и не слишком удачен, — криво усмехнулась она, добавляя больше молока в чашку, — но все остальное того стоило.