Любовная игра. Книга 2 - [25]

Сара не собиралась говорить экономке так много, но слова, казалось, вырвались у нее — и, несмотря на то что Серафина просто задохнулась, Сара не взяла бы ни одно из своих слов назад. Хватит лицемерия, пусть все слуги герцога узнают, каков на самом деле их феодальный повелитель. В ее голове мстительно теснились слова, которыми можно было описать его. Распутник! Бабник! Садист! Дегенерат! Вернись к американской откровенности двадцатого века, Сара. Он… он… И ему лучше не искушать ее, чтобы она не сказала ему об этом.

— Синьорина… пожалуйста, передумайте. Герцог…

Сара остановилась на полпути, когда они добрались до лестничной площадки и вздохнула:

— Серафина, извините! Но не могли бы вы перестать при мне называть Марко герцогом? У нас в Америке не пользуются титулами. (Ха! Папочке бы это, право, понравилось!) И в любом случае, что плохого в моем желании узнать, где его комнаты? В конце концов он приходит и входит в мои совершенно свободно!

Она поняла, что Серафина сдалась, по тому, как бедная женщина начала перебирать четки.

— Дверь вон там, синьорина. Направо, вы не можете ее пропустить, на ней семейный герб. Но я надеюсь, что синьорина изменит свое намерение. Гер… синьору не понравится…

— Напротив, он будет польщен, что я так жажду увидеться с ним! — Сара улыбнулась одной из самых своих сладких улыбок — Спасибо, Серафина, я обещаю, что не позволю ему обвинить вас каким-либо образом. Grazie[19].

— Prego[20]… — пробормотала Серафина, задыхаясь, пока она наблюдала, как несгибаемая молодая особа целенаправленно двигается в направлении личных апартаментов герцога. Povera![21] Догадывается ли она в самом деле, на что нарывается, бедная маленькая экс-девственница, которая уже отмечена печатью циничного взгляда герцога на женщин? А все его мать — оставить в душе сына такие шрамы! Он, кажется, ненавидит женщин и не доверяет им всем, и еще… Серафина чувствовала, что здесь что-то не так. Почему, собственно, герцог привез сюда девственницу, вроде бы помолвленную с его братом? И почему он изнасиловал ее и сделал одной из своих любовниц? Все эго выглядело очень странно. Какими бы недостатками он ни обладал, герцог ди Кавальери до настоящего времени выказывал себя гордым мужчиной, который тщательно оберегал честь семьи. Любовницы у него были — даже несколько, если верить его личному шоферу Бруно. Но он никогда не щеголял ими перед общественностью. И уж, конечно, не привозил сюда! Что это на него нашло?

Поджав губы, Серафина пожала плечами. Кто их разберет, этих аристократов? Унаследованное с кровью предков рано или поздно обнаружит себя… Она посмотрела на молодую женщину, которая чуть помедлила перед обитой железом дверью прежде, чем резко постучать в нее. Бедняжка! И она также настоящая леди, всегда вежливая, всегда деликатная, тактичная. Какая жалость.

Почти в ту же минуту, когда экономка ушла, чтобы вернуться к своим обязанностям, дверь резко распахнулась, что сопровождалось довольно грубым ругательством. Теперь взглянуть, не дрогнув, в его сердитое лицо, покрытое мыльной пеной, было вопросом самообороны.

— Buon giorno[22]. Я полагала, что вам не понравится, если я опоздаю, да и мне было бы крайне неприятно пропустить мой первый урок верховой езды!

Он посмотрел на нее так, словно хотел послать к дьяволу, своему хозяину; его черные брови приподнялись в присущей ему мрачной манере:

— И как, именем ада, вы…

— Я убедила Серафину, но вам не надо ее обвинять. Только когда… когда я объяснила ей, как обстоят дела между нами, она смягчилась. Могу я войти?

Его вид явно говорил, что он бы с наслаждением хлопнул этой тяжелой дверью ей по лицу, если бы она стояла достаточно близко. Сара решила попытать счастья.

— Вы не сказали мне в ответ buon giorno, — надула она губы, — а еще говорите об отсутствии у кого-то манер!..

— Пожалуйста! — С усилием овладев собой, он отступил на шаг с преувеличенным выражением галантности. — Buon giorno. И так же быстро, как я закрываю эту дверь, вы должны мне точно сказать, что случилось.

С легкой нервной дрожью Сара вошла в комнату, упрямо сохраняя на лице улыбку, яркую, как солнечное утро. И она не подпрыгнула, когда он захлопнул дверь снова — на этот раз уже за ней.

— Вы извините, что я бреюсь?

В глубине его черных глаз бегали насмешливые искорки, пока он, казалось, задумчиво изучал ее, задержавшись взглядом на ее груди, где огненно-красная рубашка подчеркивала больше, чем скрывала, на вызывающе обтягивающих стройную фигуру джинсах, что делало ее почти похожей на мальчишку. Но она им не была, и он это очень хорошо знал. Почему он стоит только наполовину побрившись с одним лишь крайне коротким полотенцем, небрежно обернутым вокруг бедер, если ожидал, что она будет готова час назад?

Улыбка требовала от нее слишком большого напряжения, особенно когда он внимательно смотрел на нее с тем необычным выражением лица, какое у него иногда бывало, как будто он хотел проникнуть в ее мозг и проинспектировать каждую мысль и каждое чувство. Сара нервно отвернулась, играя ножом для разрезания бумаги, с инкрустированной золотом нефритовой рукояткой. Еще одна безобразная волчья голова, конечно! Что же еще?