Он неожиданно повернулся и поймал ее взгляд, и она почувствовала, как щеки заливает румянец.
— Почему ты меня так рассматриваешь? — спросил он, и рука его замерла на холке лошади.
Мэри сурово упрекнула себя. С его-то опытом он, должно быть, видит ее насквозь.
— К-как «так»? — пробормотала она, запнувшись.
Он слегка улыбнулся и медленно направился к ней.
— Ты опять строишь мне свои оленьи глазки, — пробормотал он, — как и в тот раз, когда я поцеловал тебя.
— Я смотрела так от потрясения и обиды, — ответила она, машинально отступая назад.
— Обиды? — Он покачал головой. — Не думаю. Потрясение — может быть. Я и сам был слегка ошеломлен. Ты меня просто сразила.
Говоря это, он посмотрел на ее губы, и она почувствовала, как они начинают гореть под его взглядом.
— По правде говоря, я хотел бы попробовать еще раз, просто чтобы убедиться, не была ли это случайность.
Значит, и он тоже что-то чувствовал, удивилась Мэри. Но она и так с трудом подавляла сейчас неожиданно налетевшие чувства и вовсе не нуждалась в его праздных опытах.
— Ты не можешь меня поцеловать, — пробормотала она неловко, задев плечом столб у входа в загон.
— Почему? — спросил он, быстро сокращая расстояние в три фута, остававшееся между ними.
— Потому, что я не хочу.
— Правда? Но твои глаза говорят совсем другое.
И он обезоруживающе улыбнулся ей. Мэри почувствовала, как бурной волной в ней всколыхнулось что-то дикое, стихийное, напугавшее ее саму. Она торопливо отвела взгляд.
— Ты… совершенно неправильно понимаешь меня.
— Да? Тогда перестань убегать и докажи, что я ошибаюсь. — Он остановился перед ней. — Ну, Мэри. Посмотри мне в глаза и скажи, что ничего не чувствуешь. И скажи, что ты не помнишь, как мы поцеловались впервые много лет назад. Тогда ты чувствовала то же, что и я?
Вспыхнувший гнев подавил ее внутренний трепет.
— Как ты смеешь меня спрашивать! — воскликнула она, едва не опрокинув стоявшее у забора ведро с водой. — Разве тот поцелуй для тебя что-нибудь значил? Ты тогда оттолкнул меня, помнишь? А потом я словно перестала для тебя существовать.
— Чего же ты ждала? Ты тогда была совсем малышкой.
— Мне было уже четырнадцать лет, — ответила она, чувствуя, как внутри у нее все закипает.
— И ты переживала первые восторги щенячьей любви. — Он покачал головой. — Мне странно, что тот случай до сих пор тебя так волнует. Словно ты все еще не рассталась с тем великим и трепетным чувством.
— Из всех самовлюбленных типов… — Она никак не могла найти подходящих слов, и горечь обиды, пыл негодования, подавляемые столько лет, прорвались наконец наружу. Но сильнее всего ее возмутила истина, прозвучавшая в его словах. Кипя от гнева, она огляделась вокруг в поисках предмета, который помог бы ей выразить свое возмущение. И словно дар небес — ведро, полное воды, стояло наготове у ее ног. Не думая ни секунды, она схватила его и выплеснула содержимое на своего обидчика, окатив его с головы до ног.
Наступила напряженная тишина, и Мэри со страхом поняла, что сейчас последует ответная реакция. С минуту Тони молча смотрел на нее, и вода стекала струйками по его лицу. Потом его глаза потемнели, и он резко шагнул к ней. Мэри испуганно выпустила ведро и стремительно бросилась к конюшням, намереваясь закрыться в кладовой. Но, к несчастью, Тони был слишком быстр.
Она едва успела вбежать внутрь, как сильные руки обхватили ее сзади, и они оба упали на охапку сена. До сих пор Мэри испытывала только испуг, но, когда Тони навалился на нее и сжал запястья, ее охватил настоящий ужас, коренящийся в далеком воспоминании, когда она так же беспомощно лежала, пригвожденная к земле тяжестью мужского тела. Мэри почувствовала, как истерический страх душит ее, и попыталась крикнуть. Но из ее губ вылетел только слабый сдавленный звук, в глазах потемнело, и она, ничего не видя, забилась в его руках. Смутно она слышала его голос:
— Мэри, ради Бога…
Сначала он пытался удержать ее, но вдруг она внезапно почувствовала себя полностью свободной, перекатилась на бок и сжалась в несчастный маленький комок.
— Мэри, милая, прости. Я вовсе не хотел напугать тебя.
Прикосновение руки заставило ее вздрогнуть и отодвинуться, но он не убрал руку и продолжал осторожно поглаживать ее плечо. Она никак не могла справиться с дрожью, сотрясавшей все ее тело, но постепенно, медленно, начала приходить в себя. Мало-помалу дрожь утихла, а голос Тони делал свое дело, успокаивая и утешая.
— Я никогда бы не обидел тебя, Мэри, — говорил он тихо. — Ты должна это помнить. Правда, я на секунду потерял голову, когда ты окатила меня водой, но я хотел только поцеловать тебя, и ничего больше. Ты мне веришь?
Она и сама постепенно начала понимать, что охватившая ее паника случилась скорее из-за воспоминаний о мальчишке, который воспользовался своим старшинством, чтобы одержать над ней верх. Но Тони никогда прежде не причинял ей боли. И она кивнула в знак согласия, все еще будучи не в силах вымолвить ни слова.
— Вот и хорошо, — откликнулся он с облегчением. — Но ты можешь сказать, чего ты так испугалась?
Рассказать ему про Эдди? Нет, невозможно. Даже Эдварду она не рассказывала ничего. Она затрясла головой и судорожно вздохнула.
