Любовь в облаках - [45]

Аодх удовлетворенно кивнул.

— А я?

— Что ты?

— Красивый?

— Ну… — протянула я, стараясь не покраснеть и не выдать себя.

— В какой именно сущности?

— Да у тебя их столько… — начала я задумчиво и осеклась под его взглядом.

Ну, да, поймал, поймал!

Понятно, что Аодх пытался мне доказать: если кто-то нравится, ну или больше чем нравится, внешность не имеет значения. И с этим я полностью согласна. Но разве не кощунственно называть красивым безобразное, растить надежды, а потом бах! Я ведь не слепая! И у меня нет завышенного драконьего самомнения! Я вижу, что чешуя у меня рыбья, перья никчемные, а хвост тошнотворный. И мне с этим жить! А как с этим жить?!

— Дай себе время, — посоветовал Аодх.

— И тогда ты вспомнишь, что папа тебе никогда не лжет, — подключился отец.

— И поймешь, что есть еще один дракон, которому можно верить, — добавил Аодх.

А ведь и правда, ведь и правда, затеплилась надежда, я не прошла полного обращения, а значит, цвет хвоста может измениться, крылья вырасти, а чешуя, как у других зверей, вылинять! Но стоило бросить взгляд на драконов, которые никогда мне не лгут, чтобы понять по их старательно безразличным лицам — драконы и здесь выпендрились, драконы не линяют… чтоб их…

— А еще у нас чешуя не выпадает, — порадовал папа, и я поняла, что мой молниеносный план по собственному преображению рушится, потому что эти странные вкрапления грязно-серого в моем желтом хвосте пинцетом не напугаешь.

— Ничего, — Аодх сочувственно погладил меня по голове, — я тебе все-все расскажу о драконах. Я сделаю то, что не сделал тот, кто должен был подготовить тебя к этому счастливому моменту.

— Если бы ты не игрался два дня в задохлика, предварительно состроив из себя благородного, моей дочери еще лет тридцать не грозило махать хвостом, — огрызнулся отец. — И у нас с ней было бы еще около десяти тысяч девятьсот пятидесяти тихих вечеров, когда можно было бы обсудить все нюансы обращения и подготовить ее к тому, что она сейчас видит. По твоей милости, кстати.

— А успели бы? За семь тысяч шестьсот шестьдесят пять вечеров у вас даже не вышло подготовить ее к возможному похищению.

Я бы сказала, что мое летоисчисление в днях сразило меня наповал, если бы и так не лежала.

— А это потому, мой дорогой и уже вряд ли из-за своего длинного языка, любимый зять, — оскалился папа, — что до недавнего времени Анидат был надежно закрыт от наглых драконьих морд. Можно подумать, мы с Доди только сидели и ждали, когда ты нарисуешься, чтобы потанцевать на балу! Поналетели, понимаешь ли, ногами махать!

Аодх не посчитал нужным повториться, что танцевать не мечтал, а, может, решил, что я знаю — и хватит. Быстрый поцелуй в макушку подтвердил, что ко мне опять возвращается логика и здравые рассуждения, и было так приятно и радостно, что и перед папой почти не стыдно.

— Как вы вообще пролетели через границу? — полюбопытствовал отец, испепеляя Аодха взглядом. — В горле не пересыхало? Крылья не вяли? Хвост не дергался? Глаза не отводило?

— Ааа, — протянул Аодх, — так это ваша работа? А я-то удивлялся: почему мне так не хочется лететь в Анидат? Почему просто выворачивает от желания отказаться? А ведь наоборот должно было притягивать. — Ласковый взгляд на меня. — У вас почти получилось, друзей я затащил в город практически за уши, через границу так вообще перебросил, а сам не повернул, видимо, подсознательно зная, кого встречу.

— Не верю я в такое подсознание, — проворчал отец. — Ты просто упертый, как…

— Как ты, папа, — подсказала я, а то все лежу да молчу.

— Не льсти ему! — возмутились драконы одновременно, и уставились друг на друга, рассматривая, присматриваясь. Видимо, сделали какие-то выводы, но ничего не сказали.

Синхронно вздохнули и оставили скользкую тему.

— Так, ладно, — папа махнул лапой на авантюринового, — с ним остаешься или со мной летишь?

И я почти подскочила на руках Аодха. Я как-то не была готова, что отец улетит! А я… я что… совсем одна останусь?

— Доди, — послышался напряженный голос Аодха, и страхи так же быстро улетучились, как появились.

— А мы еще не поторговались! — выпалила поспешно, чтобы отец понял, как нужен мне, чтобы чуть-чуть еще задержался. — Я еще не перечислила все свои условия. А вдруг я соглашусь с ним лететь, а он решит, что теперь может во всем мной командовать, и я буду ему как коврик у ног? Или подумает, что об меня можно разбивать сковородки? Или что я буду терпеливо обжигать в огне руки лишь бы приготовить все по приказу? Или что буду развлекать его гостей, даже если он уйдет спать?

По мере того, как я говорила, Аодх сильнее сжимал мою ладонь и склонялся все ниже, пока не скрыл меня от отца длинными черными волосами и не обжег шепотом мои губы:

— Я обещаю, что куплю коврик для ног — лишь бы ты не волновалась, хотя у меня в пещере расстелены колдовские ковры. Я обещаю, что выброшу из дома все сковородки, хотя у меня и так ни одной нет. Я обещаю, что даже если ты захочешь что-либо приготовить, никогда не обожжешь руки, потому что ты — дракон. Я обещаю, что тебе не придется развлекать гостей в моем доме, потому что ко мне никогда не приходят гости. Ну как, Доди? Дальше летишь со мной добровольно или похищение продолжается?