Любовь в каждой строчке - [41]

– Она выглядит великолепно, – отмечаю я, а сам думаю: Рэйчел и раньше такой была.

– Наверное, для тебя старалась. Но если ты поедешь с Эми в путешествие – а ты обязательно поедешь, если она позовет, – что тогда будет с Рэйчел?

– Она сказала, что прихорашивается для меня? Лола похлопывает меня по щеке, и я больше не задаю вопросов. Некоторое время мы молчим, потом она говорит:

– Может, попросить Хироко остаться?

Даже мне, такому неудачливому в дружбе, понятно, что это ужасная идея. Лола пускается в объяснения: чем больше они записывают песен, тем больше она уверена, что из The Hollows может получиться неплохой проект.

– Ей не нужно учиться музыке, – добавляет Лола.

– Но она хочет. Не отговаривай ее.

– Могу же я просто предложить.

В этот момент поезд останавливается, открываются двери, и Лола быстро выходит – наверное, чтобы найти Хироко.

Сегодня мы не пьем, так что обходимся без желтых браслетов. Под громкую музыку не поговоришь, остается только выйти на танцпол. Я это очень люблю, хоть и плохо танцую, но мне до лампочки. Когда начинается «Sister Midnight» Игги Попа, мы с Рэйчел идем друг к другу. Диджея как будто для Лолы подбирали – под все треки мы когда-то танцевали у нее в комнате или в гараже.

Мартин и Джордж решили посидеть за столом, остались лишь Рэйчел и я. Кричу ей в ухо, рассказываю о плане Лолы – попросить Хироко остаться. И хотя ответ слышу плохо, по выражению лица Рэйчел понимаю: она согласна, что идея плохая. Начинается лиричная песня Radiohead, мы секунду-другую неловко смотрим друг на друга. Я думаю: «Какого черта! Мы друзья. Можем танцевать и ближе друг к другу, если хочется. К тому же так легче разговаривать». Рассказываю, как мне ее не хватало, и она интересуется почему.

– Во-первых, от тебя я узнавал много нового. Только благодаря этому я такой умный. Ну-ка спроси меня о чем-нибудь. Сама увидишь.

– Назови девять планет Солнечной системы, – просит она, внимательно на меня смотрит и улыбается: – Какое страдальческое у тебя лицо!

– Это внешнее проявление совершенного гения. У тебя так разве не бывает?

– Надеюсь, что нет.

– Ну, тогда ты, наверное, не гений… Окей. Девять планет: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун.

– Это только восемь.

– В седьмом классе ты мне сказала, что это каверзный вопрос. Плутон – карликовая планета[32].

– Твои знания впечатляют, – смеется она. – Поцелуй меня.

– Надо бы почаще вспоминать планеты. Я не ослышался? – немного отстраняюсь и смотрю на ее губы, уши, веснушки, шею. – Хочешь меня поцеловать?

Она показывает пальцем на кого-то у меня за спиной. Оборачиваюсь – там Эми.

– Ты правда хочешь, чтобы она вернулась к тебе? – спрашивает Рэйчел, но ответа не ждет и обнимает меня за шею. – Расслабься. Мы просто заставим ее ревновать.

Поцелуй вышел долгим.

Рэйчел

Целовать Генри я не собиралась. Все случилось, потому что я была в отчаянии. Я первая вижу Эми: сногсшибательное платье, безупречная прическа. И Грега рядом не видно. Скорее всего, пришла убедиться, что Генри никуда не денется.

– Ты правда хочешь, чтобы она вернулась к тебе? – спрашиваю я у Генри, но тут и без ответа все понятно.

Едва обернувшись, он тут же переключился на нее. Я подхожу вплотную, он удивляется, но я произношу:

– Расслабься. Мы просто заставим ее ревновать.

Это классный поцелуй, первый за долгое время. Закрываю глаза, но свет, похоже, проникает через веки, и мерцающие огоньки пляшут в темноте для меня одной. Мысли вертятся, как в калейдоскопе: почему Эми все время бросает парня, который так превосходно целуется?.. Жаль, что Кэл не успел поцеловать девочку… О чем думает Генри?.. Когда нам остановиться?..

Я отстраняюсь первой. Пытаюсь понять, что выражает лицо Генри. Замешательство, волнение.

– Она еще смотрит? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает он, и я чувствую его дыхание.

– Она вернется, не пройдет и месяца. – Я стараюсь говорить спокойно.

Не стоит здесь задерживаться. Если мы уйдем прямо сейчас – наш план сработает. Лолы не видно, Джордж и Мартина тоже. Мы пишем всем, что уходим. Генри предлагает пойти пешком: здесь не больше получаса, а если устанем, возьмем такси. Ночь жаркая. На улице полно людей. Я люблю центр города в это время. Терпеть не могу его днем, когда воздух серый, а от бетона исходит жар. По улицам мы идем молча, нам обоим неловко. Я решила положить конец его мучениям:

– Генри, ничего такого не произошло. Я просто помогла тебе. Хватит смущаться из-за такой мелочи.

Начинаю вдруг объяснять, каково это – видеть безжизненное тело брата.

– После такого все остальное кажется неважным. Ну, такие вот мелочи.

– Я не согласен.

– Но ты не знаешь того, что знаю я.

– Любовь и секс – это не мелочи. И мне не обязательно знать, как выглядит погибший человек, чтобы быть уверенным в своей правоте.

Мы срезаем угол, идем через парк. На газонах работают поливалки, и мы останавливаемся у одной из них, держим ноги под теплыми струями воды. Генри указывает на фонарь и мотыльков, летающих вокруг него.

– Почему они себя так ведут?

Глядя на золотистый вихрь вокруг фонаря, я рассказываю ему о фототаксисе.

– Фототаксис – это когда что-то двигается по направлению или, наоборот, от источника света. У мотыльков положительный фототаксис – они летят на свет.