Любовь в изгнании / Комитет - [17]

Я искал, что бы еще сказать, но не нашел. Откинулся на спинку стула и умолк. Она какое-то время смотрела на меня выжидательно, потом отвела глаза и закурила новую сигарету.

Мюллер окончил свой разговор с Ибрахимом и сердито обернулся к ней:

— Хватит курить, Бриджит!

Она ласково потрепала его по руке:

— Не гневайтесь, доктор, во время работы я вообще не курю — и добавила со смехом: — вы же знаете, что в туристических автобусах курить запрещено.

Еще раз я отметил про себя, что когда она смеется или улыбается, или даже просто шевелит губами, на ее подбородке и возле глаз появляются тонкие параллельные морщинки. Может, это и создает впечатление постоянной улыбки на лице? Я внимательно разглядывал ее и думал: а откуда возникает то, другое выражение, которое я никак не могу определить?

Мюллер в это время обратился к ней по-немецки. Немецкий я немного понимаю и сумел разобрать заданный им вопрос:

— Что это, Бриджит, наказание? Это нехорошо.

Ибрахим непринужденно, словно обращаясь к старой знакомой, — это обычная манера журналистов, желающих завязать разговор, — спросил Бриджит:

— Вы немка или испанка?

— Ни то, ни другое. Я австрийка.

— Но вы свободно владеете испанским. Хотя Педро иногда говорил очень быстро и тихим голосом, вы превосходно справлялись с переводом. Где вы учили испанский?

— В университете, — и, помолчав, добавила — к тому же это язык моего мужа.

Мне показалось, что когда она произносила эти слова, голос ее слегка изменился. Мне показалось также, что на лице Ибрахима, когда Бриджит упомянула о муже, отразилось легкое удивление. Но он, как ни в чем ни бывало, задал следующий вопрос:

— Ваш муж испанец или из Латинской Америки?

— Ни то, ни другое. Он африканец из Экваториальной Гвинеи.

В голосе Бриджит прозвучал вызов.

— А там говорят по-испански? — развивал тему Ибрахим.

Я знал, что своими вопросами он не преследует другой цели, кроме как поддержать разговор. Однако Бриджит воспринимала каждое слово настороженно и ответила довольно резко:

— Вы журналист, и к тому же из Африки. Разве вам не известно, что там говорят по-испански? — но тут же спохватилась: — Простите, я не то хотела сказать. Экваториальная Гвинея — маленькая страна, и мне редко приходилось встречать людей, которые хоть что-то о ней знают.

Я вмешался в разговор, чтобы спасти Ибрахима, лицо которого уже начало покрываться краской:

— Расскажите же нам об этой стране, — предложил я Бриджит. — Признаюсь, я тоже ничего о ней не знаю. Вы там бывали?

Наморщенный лоб Бриджит выдавал ее колебания, которые она, однако, быстро преодолела, ответив:

— Я собиралась туда поехать, но не успела, так как развелась с мужем. — Смущенно засмеялась, и все снова замолчали. Я почувствовал неловкость и хотел уже подняться со стула, но тут нашелся Ибрахим:

— Вы работаете гидом, а я впервые в этом городе. Посоветуйте, что здесь стоит посмотреть.

Бриджит протянула руку к лежавшей на столе сумочке, вынула из нее визитную карточку и протянула Ибрахиму:

— Вы можете прийти в нашу компанию, вот по этому адресу, часы работы здесь тоже указаны. А можете заказать экскурсию по телефону. Если я окажусь вашим гидом, то с удовольствием покажу вам все достойное внимания.

Все вежливо посмеялись, а Мюллер с хитрым выражением в глазах проговорил:

— Думаю, господин Ибрахим предпочел бы, чтобы ты поводила его по городу без участия компании.

— Да, — подтвердил, продолжая смеяться, Ибрахим, — без компании и не по туристическим маршрутам.

Улыбка вдруг сошла с лица Бриджит. Обведя взглядом нас троих, она остановила его на Мюллере и сказала, пытаясь не выдать своего волнения:

— Видите, Мюллер? Я же говорила… Вот мы смеемся и шутим, как будто ничего не случилось — никто не издевался над Педро, никто не убивал его брата Фредди. К чему же делать вид?

Она обращалась к одному Мюллеру, словно забыв про нас. На лице ее снова появилось то выражение, которому я никак не мог подобрать определения: все черты застыли и лицо стало похоже на маску. Маску чего? Печали или жестокости? Нет, ни того, ни другого. Тогда, чего же? Бриджит опустила голову, подперев ее рукой, не желая, чтобы мы видели ее лицо. Я подумал, что маска вот-вот спадет. Сейчас она заплачет!

Мюллер, видимо, ожидал того же, он протянул к ней руку и в некотором замешательстве произнес:

— Бриджит!

Она подняла на нас глаза, покрасневшие, но без следов слез, и с вызовом сказала Мюллеру:

— Не волнуйтесь…

Потом, указывая в мою сторону, добавила:

— Просто я хотела убедить этого господина в том, что тот, кто страдает, страдает в одиночку. На пресс-конференции не страдала ни я, ни кто-либо еще из присутствовавших, кроме Педро… Вот так, доктор! Несмотря на все комитеты врачей и пресс-конференции.

— Значит, по вашему мнению, нам следует прекратить свою деятельность? — в голосе Мюллера звучало что-то вроде отчаяния.

Бриджит отвела от него глаза:

— Нет, я имела в виду другое… И совсем не имела в виду вас, простите, — эти слова были уже обращены к нам с Ибрахимом.

Всем было тяжело и неловко. Ибрахим, взглядом давая мне понять, что пора уходить, поспешил разрядить обстановку.

— Вам не за что просить прощения, — сказал он Бриджит, — это мы должны извиниться, и оперся руками на столик, готовясь встать: — мы с другом хотели бы попрощаться.