Любовь Стратегического Назначения - [17]

Шрифт
Интервал

В том же ялтинском доме Ярика под ванной, в специальном зажиме, спрятан отличный итальянский пистолет «Беретта» — вещь, которую он приобрёл по случаю у одного знакомого.

— Знать, что у тебя есть пистолет, приятно, — говорит Ярик, — пусть он лежит себе за шесть тысяч километров южнее, он даже на таком расстоянии греет мне душу.

Ярик — странный человек. В правом кармане его куртки всегда лежит маленькое шило с куском резины на острие.

Когда я спросил его, зачем, он ответил так:

— Шило — одно из самых полезных штук в мире. Стоит копейки — столько же, сколько пачка овсянки — но польза!.. Пару раз эта фиговина здорово меня выручала. И вообще, я таскаю его с детства — привык. Когда его нет, я чувствую себя голым…

— Я думала о тебе.

Она опять появилась незаметно. Пока я невидяще пялился в мигающий экран, размышляя о своём, она села на одно из кресел справа от меня. Очень белый халат. Очень чёрные волосы. Алёна. Медсестра-стюардесса, устроившая мне незабываемый рейс «1—й этаж — вершина мира».

— У тебя талант подкрадываться незаметно.

— Вот примерно об этом и я хотела с тобой поговорить.

Я смотрю на неё с… c интересом?

— О чём?

— О том, как ты всех дурачишь.

— Я?

— Ты говоришь, что абсолютно ничего не помнишь, а сам щебечешь, как ведущий новостей на радио.

— Алёна…

— Я имею в виду… да вот хотя бы слово «талант». Ты его только что произнёс. Ты знаешь, что оно означает? Конечно, знаешь.

— Я…

— Ты вообще слишком много знаешь и умеешь делать для человека, потерявшего память.

Я промолчал.

— Ты целуешься, как чемпион мира по этому виду спорта… Ты так трахнул меня в… — она осеклась. Потом продолжила:

— Если умеешь это делать, то умеешь всегда. А ты — умеешь….

Молчание. На экране мельтешат разноцветные пятна. Алёна пристально смотрит мне в глаза.

— Ты права, — произнёс я, — я умею это делать. Умею. Но не помню.

Она ничего не ответила, не мигая, рассматривая моё лицо.

— Получается, уметь и помнить — разные вещи, — продолжил я, почему-то слегка смутившись, и закончил, — по крайней мере, в моём случае дело обстоит именно так.

— Тебе больно?

— Нет. Нет. Конечно, нет…

В этой непонятной, полутёмной и пыльной кладовке мы оказались несколько минут назад. Помню её горячую ладонь — она, вцепившись в мою руку, буквально тащила меня за собой, и я чувствовал ещё там, на диване перед телевизором: в ней начинает искрить мощный, уже знакомый генератор. Я видел, как припухли её губы. Я почувствовал, как между её ног стало тепло и влажно. Я почти зримо увидел электричество, хлынувшее по её венам.

И вот теперь она на тюках с постельным бельём пытается привести в порядок дыхание. Только что мы повторили то, что происходило недавно в лифте. Я, вернувшись из ослепительной вспышки (!!!), вдруг заметил слёзы на её щеках. Поэтому и спросил:

— Тебе больно?

Отдышавшись, она поглядывает на меня сквозь полуопущенные ресницы: я лежу рядом с ней, опершись на левую руку. Правая покоится возле её пупка. У Алёны упругий плоский живот, и мне нравится водить по нему кончиками пальцев, едва касаясь.

— Я хочу, чтобы в следующий раз всё было по-другому, — говорит она чуть слышно.

— Как?

— Звучит, конечно, как… — она хмыкнула, — я хочу выкупать тебя в ванной с ароматическими солями, зажечь благовония, свечи. Много-много свечей… И чтобы ты делал всё медленно…

— Благо… что?

— Благовония.

— Я что, делаю всё слишком быстро? — деревянным голосом спросил я.

— Нет-нет, что ты! — она поднялась и провела рукой по моему лицу. Мне показалось, что она слегка смутилась:

— Просто хотела, чтобы тебе было хорошо.

— Мне и так хорошо.

Она совсем смутилась. Рука, поглаживающая мою голову, на мгновение остановилась, потом пальчики снова мягко зашевелились в волосах, разрушая мою и без того помятую прическу.

— А где ты хочешь зажечь… ну, эти свечи… и это… ну, благовония? — спросил я минуту спустя. — В «Водных процедурах»?

Единственные ванны, которые я видел, стояли именно там, в кабинете «Водные процедуры» рядом с «Перевязочной», что в конце коридора. Бело-синий кафель, три чугунных ёмкости, отделённые непрозрачными пластиковыми ширмами. Чуть дальше — душевые кабинки. «С 8:30 до 9:30 — женщины. С 10:00 до 11:00 — мужчины» вспомнил я расписание на дверях кабинета.

— Нет! — она улыбнулась. — Конечно, нет.

— Где же… В «Хирургии»?

— Вообще не здесь. Не в больнице… Понимаешь?

Я молча смотрел на неё.

— Это вполне реально. Достать тебе одежду — и…

Она вдруг села и посмотрела прямо в глаза:

— Слушай…

— Прямо сейчас? — сердце на секунду замерло.

— Нет, но очень скоро.


* * *

— Что?!

Юра смотрел на меня, как на инопланетянина.

Я повторил.

— А что тут такого? — подал голос Ярик. — Дро — парень, можно сказать, интересный. Бабам такие нравятся.

Я промолчал. Юра тоже: поджав губы и нахмурившись, он стучал по клавиатуре, что-то выискивая в недрах компьютера.

— Что ты паришь мозги пацану? — Ярик достал сигарету и щёлкнул зажигалкой. — Ты дашь ему одежду или нет?

Юра строго посмотрел на меня, потом на Ярика.

— Я не парю мозги. Я веду наблюдения за объектом, потерявшим память. У меня тут дневник в «компе». Я спецом прогу написал под него… Сколько весит, что ест, когда срёт, наконец…


Еще от автора Олег Гладов
Гипно Некро Спам

Проникнуть на подпольные собачьи бои? Взять интервью у каннибала? Провести месяц в психлечебнице? Устроить фотоссесию в морге? – Они готовы на всё, лишь бы Быть Лучшими! Устраивать провокации! Выпускать лучший журнал во Вселенной! Встряхнуть эту Реальность!Герои этой книги живут каждый день как последний. Они горят, жгут, пылают! Они плюют на правила, лезут в неприятности, бьются головой о стену и живут в кубе из пуленепробиваемого стекла. Но однажды, они переходят грань. И теперь должны спасать не только свои жизни…В «Гипно Некро Спам» несколько небольших историй, на первый взгляд не связанных друг с другом, неожиданно сплетаются образуя гипнотизирующее полотно затягивающего, погружающего в себя мистического триллера, полного тайн, магического реализма и неожиданных поворотов сюжета.


Смех Again

Артем с детства ненавидящий своё имя, развлекается рассказывая небылицы о себе в поездах. Под вымышленным именем он на ходу выдумывает себе биографию, обманывая случайных попутчиков и получая от этой бесполезной неправды выбросы адреналина в кровь. Но однажды, его ложь приводит к необратимым последствиям и он оказывается заложником безвыходной ситуации… В книге «Смех again» — много тёмной мистики. Здесь роуд-муви. Здесь Свадьбы и Похороны. Черные пальцы, выжимающие раггу из баяна. Татуировка «After death this body recovered and disposed» чуть ниже пупка.


Кровь. Закат

Из архивов отдела ***. 25 мая 2017 года.…написано по стенограммам контакта с майором Кровником. Сеанс связи проводил руководитель отдела *** Кузьмин. Проводником к сознанию был агент Пронин. Кровник объяснил, что его заданием было доставить оружие в Москву. Во время выполнения задания, Кровник попал в пещеру сна. Для самого Кровника это его последний сон, он длится несколько секунд в гаснущем сознании – но в самом сне много лет ведёт бой с монстрами, которые пытаются прорваться в пещеру. Спустя полчаса, после выхода на связь, контакт с майором был прерван, связь заблокирована бессмертными.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.