Любовь среди рыб - [44]

Раз в год с ней случалось такое: прострел. В то время как большинство людей страдают от него в зимние холода, Лизи прострел застигал в основном летом. «Но почему именно сейчас?» — в отчаянии спросила она себя. И поневоле улыбнулась, насмехаясь над самой собой. Это всегда происходит «именно сейчас», то есть в самый неподходящий момент, который почему-то всегда подходящий, поскольку для прострела — соответственно его природе — никогда не может быть подходящего момента.

Я хотела уехать! Подальше! Освободиться! И тут такое!

Лизи завела машину. Теперь все было ясно: она свернет на перекрестке на запад и поедет к брату, ортопеду. Он опять худо-бедно снимет ей боль уколами и потом назначит остеопатическое лечение, которое и сделало его знаменитым.

Залягу в гнездышке идиллической маленькой семьи, думала Лизи. Все будет хорошо. Все пойдет по проторенной колее.

Когда она увидела первые указатели, предупреждающие о близком перекрестке, на нее напал приступ ярости. Она даже не предполагала, что в ней может скрываться такая ярость. Ярость на прострел, ярость на обывательский дом брата, ярость на удавшуюся жизнь брата, ярость на Сюзанну, ярость на судьбу, а прежде всего ярость на себя саму. Разве не всегда с ней все одно и то же? Всегда именно то же самое? Она хлопнула ладонями по рулю, и ей было безразлично, что она при этом нажала на гудок. Перед тем, как я сделаю какую-нибудь глупость, в голову мне приходят тысячи отговорок, почему неразумно делать что-то неразумное. И этот проклятый прострел — не что иное, как проклятая отговорка! В конце моей жизни я буду внушать смерти, что это очень неразумно, а кроме того, нездорово — умирать. Но смерти будет все равно.

Лизи улыбнулась решительно и довольно, когда оставила имение брата справа и продолжила путь прямо на юг.

Фред тоже был в ярости.

— Об этом не может быть и речи, — громко сказал он уже после того, как положил трубку. К сожалению, в этом Сюзанна его опередила. — Я не позволю себя шантажировать!

И как ей вообще могло прийти такое в голову! И что там с Марой? Откуда Сюзанна знает Мару? Может, она ее похитила? И держит взаперти в подвале? И почем ей знать, что я вообще интересуюсь Марой? Может, она просто блефовала. Блефовать она умеет, высший класс, иначе она никогда не смогла бы утвердиться со своим карликовым издательством в большом мире книжного бизнеса. С ее бы способностями в покер играть, она не знала бы проигрыша ни за одним покерным столом мира. Но только не у него.

— Наплевать и забыть! — выкрикнул Фред в открытое окно.

А поэтические сборники выпускают и другие издатели.

Красивые матери есть и у других дочерей.

При этом Фреду — едва он сформулировал задуманное в голове — стало мучительно ясно, что он гармонирует именно с карликовым издательством Сюзанны и что ему самому жаль сожженных стихов. И что из всех матерей и дочерей мира он хотел бы сейчас установить отношения только с Марой. Может, как раз потому, что она так беспощадно их разорвала. Дочерью она была в любом случае. А матерью? Может быть. Следовало бы разузнать о ней хоть что-нибудь!

Он бросился на улицу, зашагал прямиком в ближайший магазин электроники и купил самый дешевый плоский прибор, способный выходить в Интернет, шикарное английское название которого он принципиально не хотел запоминать.

Дома ему удалось неожиданно ловко привести этот прибор в действие, и потом он гуглил в течение часа. По запросу «Мара» нашлось почти двести миллионов ответов. Кроме того, свыше ста миллионов картинок про Мару, из которых первые три тысячи после быстрого просеивания показывали мужчин и женщин, которые не имели ничего общего с его Марой. Но прежде всего появились фотографии животного, которое выглядело как помесь зайца, свиньи и кенгуру.

На запрос «Мара Словакия» ответов нашлось уже всего сто пятьдесят тысяч. С колотящимся сердцем он просмотрел первые сто, но не нашел ничего, кроме информации об одном водохранилище и о профессиональном присмотре за стариками. Как там звучала профессия Мары — что-то с лимбо… На запрос «Мара лимнология Зволен Словакия» выпало всего 7 ответов, в большинстве своем румынские pdf-файлы, содержание которых оставалось для него темным и в которых «Мара» обозначало водохранилище, уже идентифицированное перед этим.

Неужто Мара — это фантом?

Мара — это псевдоним?

Мара — это трюк?

Фреду хотелось скомкать этот планшет как лист бумаги и вышвырнуть вон.

Теперь Мара могла быть ему поистине безразличной.

Он мог бы, например, позвонить Шарлотте. Но не хотел.

Или пойти с Бенно напиться. Но тоже не хотел.

Или выругать Сюзанну. Но тоже уже не хотел.

Чего же вы хотите?

Мара! Мара! Мара!

Он мог сесть в машину, опять поехать на Эльбзее и ждать там.

Но этого он тоже не хотел. На Эльбзее шли дожди. И Мары там не было.

Когда Лизи добралась до Эльбзее, шел дождь. Приступ отваги на перекрестке с нюрнбергским автобаном придал ей хорошей скорости. Но уровень счастья стал падать буквально с каждым шагом, когда она выбралась из машины на нижнем конце лесной дороги, чтобы поковылять наверх, к Эльбзее. Ехать под дождем ей не хотелось. На какой-то жалкий километр щебеночной дороги ей понадобилось времени не меньше, чем девяностолетней дряхлой старушке, и чувствовала она себя соответственно. С поворота дороги над озером была видна хижина, и Лизи внимательно присмотрелась. Казалось, там все заперто. Ни дымка из камина, ни шевеления. Сердце Лизи забилось. А вдруг Фред все-таки там? Сидит внутри и пишет? Всю дорогу она запрещала себе думать о том, что ему скажет — из страха, что при более подробном размышлении все-таки передумает и повернет назад. Но тут мужество отказало ей, и она повернула назад.