Любовь среди руин. Полное собрание рассказов - [192]

Тем вечером в Совете было непривычно людно, выступал какой-то очень известный политик из Лондона. Эдвард от себя лично задал вопросы о вооруженных силах, «тонкостях» отправки дипломатической почты, часах, газовых горелках на крышах и бюстах премьер-министров — не заметить его было невозможно. Без пяти минут десять он сказал тому, кто подсчитывал голоса, что скоро вернется, и вышел из зала. Все решили, что он пошел выпить кофе, пока буфет еще открыт. Велосипед Эдварда вместе с прочими теснился у ворот на Сент-Майкл-стрит, прямо под вывеской, которая запрещала велосипедам там находиться. Спустя восемь минут он вернулся, довольный собой, и почти сразу же его попросили выступить. Хотя это скорее можно было назвать убедительным алиби, а не блестящим примером ораторского искусства, но к тому моменту слушателей и так почти не осталось. По дороге домой его душа ликовала. Это было превосходное убийство. Все случилось, как было задумано. Никем не замеченный, он прошел через боковые ворота и поднялся к мистеру Кертису. У того была привычка, подходящая скорее директору, нежели простому преподавателю: при появлении посетителя он какое-то время продолжал читать или дописывал пару слов, пытаясь тем самым подчеркнуть свое превосходство. Эдвард убил его, не дав закончить утонувшее в луже крови предложение. Возвращаясь домой, он прошел по Джордж-стрит до канала и выбросил кинжал. «Вечер выдался удачным», — решил Эдвард.

Гастингс, ночной портье, любил задерживать людей на крыльце разговорами. Многих эта привычка раздражала, но в тот вечер Эдварда переполняло добродушие, и он заговорил первым.

— Ужасно скучные дебаты в Совете, Гастингс.

— Согласен, сэр, а сами вы выступали?

— Пытался.

— Что ж, сэр, если вы жаждали шумихи, вам следовало бы остаться сегодня в колледже. Здесь происходит что-то неописуемое. Не припомню такого за все годы службы.

— Гастингс, что произошло?

— Сэр, не спрашивайте! Я всегда знал, что его светлость плохо кончит.

— Скажи мне, что произошло, Гастингс.

— Ох, сэр, вы же знаете, каким бывает лорд Поукс, когда напьется. Его ничто не остановит. Вечером он вернулся ужасно пьяным. Он не заметил меня, когда я ему открыл, — просто пронесся мимо и упал на газон. А поднявшись, начал ругаться на чем свет стоит, говорил, что учителя не имеют права сажать тут траву, на которую падает джентльмен. Сказал, что убьет их всех.

— И что, Гастингс?

— Он убил, сэр.

— Что, всех?

— Нет, сэр, не всех! Только мистера Кертиса, сэр. Господин декан пошел искать лорда Поукса, чтобы уложить того в кровать, а нашел уже спящим на полу в комнате мистера Кертиса, а сам мистер Кертис, отмеченный столь высокой наградой, очень медленно истекал кровью, вы бы сказали «капля за каплей», сэр.

— Будь я проклят!

— Вот, господин декан именно так и сказал, сэр. Он сейчас у господина директора.

Полночное небо наполнилось колокольным звоном.

— Пойду-ка я спать, Гастингс. Странное дело.

— Ваша правда, сэр. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Гастингс.

Эдвард лег в кровать с тревогой на сердце. Жаль, что во всем обвинят Поукса, правда очень жаль. Но чем глубже он проваливался в сон, тем больше убеждался, что это, возможно, лучший исход. Он подумал о Поуксе — печальная фигура. Его отца попросили покинуть дипломатический корпус после постыдного происшествия с младшей дочерью черногорского министра, затем он женился на кузине, обзавелся наследником и умер от белой горячки в сорок два года. Было очевидно, что Поукс-младший не обзаведется наследником и вряд ли доживет до сорока двух. Он почти всегда был полупьян. Затем мысли Эдварда обратились к упадку великих семей Италии времен Возрождения, и где-то далеко часы на башне Святой Марии пробили половину первого. Хороший вечер и сон…

На следующее утро все уже знали о случившемся. Мне новость принес мой слуга:

— Половина восьмого, сэр, и мистер Поукс убил мистера Кертиса.

Мы с Поуксом столкнулись в ванной комнате, он был бледен и очень расстроен. Я спросил его об убийстве.

— Похоже, дело очень серьезное. Помню только, что разозлился из-за какого-то газона, а потом двое укладывали меня в постель. Веселого мало. Меня же не повесят?

Я предположил, что суд ограничится лечебницей для алкоголиков. Я искренне жалел Поукса, но меня не покидала мысль, что лучше бы его куда-нибудь упрятать. В конце концов, опасно жить рядом с человеком, совершившим такое, к тому же он частенько выпивает. Я решил позавтракать в чайной «Старый дуб», где повстречал Эдварда. Он был в отличном расположении духа, что незамедлительно вызвало мою неприязнь к столь неуместному за завтраком настроению, впрочем, его невероятно занимала история об этом убийстве, которая уже вовсю обсуждалась.

Эдвард знал, что днем я почти не бываю в своих комнатах, поэтому спросил, можно ли там позаниматься, — в его комнатах случился пожар. Я ответил, что как раз собирался провести все утро у себя, и посоветовал ему пойти в Совет. С чем и удалился.

Около одиннадцати я увидел, как боковая дверь кабинета директора отворилась и из нее вышел сияющий от радости Поукс. Я позвал его к себе, и он все мне рассказал. На Поукса разговор с директором определенно подействовал ободряюще.