Любовь сильнее меча - [11]

Три дня назад граф уехал в Камелот, Хамраю отлично было известно об этом: Радхаур заезжал к нему, звал с собой на турнир. Слава о бароне Ансеисе гремела на всю Британию, и сэр Гловер, граф Камулодунский, жаждал реванша за прошлогоднее поражение. Ансеис бы и поехал, но он ждал рождения сына, он при всем желании не успевал на турнир, и просил сэра Радхаура передать сэру Гловеру, что они еще обязательно встретятся на ристалище.

Все, вроде, шло хорошо, но одно настораживало старого мага — алголиане. Он ничего не знал о них. Ничего. И это его беспокоило.

Хамрай достаточно пожил, чтобы понять — смерть Фоора внесет значительные изменения в политику могущественного ордена.

Фоор — ученик Алвисида, он видел его живым, он помнил его. Память, разумеется, сохранила только хорошее — в воспоминаниях верховного координатора сын Алгола представал мудрым и великодушным, без каких-либо недостатков. Чтобы в этом убедиться, стоит посмотреть субдерикторию Фоора, последнюю, из шестнадцати, написанную более века назад:

«Алвисид был бог; он говорил, что он — человек, своим умом достигший могущества бога, но если это так, то он был человеком из человеков, лучшим и безгрешным, и это позволило ему приблизиться по чистоте и разуму к отцу своему, великому Алголу, и пусть путь Алвисида не достижим для простого человека, но каждый человек должен стремиться идти по нему, всегда и во всем подражая мудрому Алвисиду, который, все-таки, был богом…»

И так далее почти на сотню страниц.

Хамрай стыдился собственных строк, что написал для Моонлав, но он-то хоть писал по юности и не обладал такими могуществом и опытом как у Фоора, когда тот писал свою субдерикторию.

Фоор был очарован Алвисидом, совершенно забыв все дурное, что неизбежно было. Хамрай знал Алвисида — это был поистине человек, обладающий могуществом бога, но и многими недостатками, присущими человеку: Алвисид умел любить, ненавидеть и сомневаться. Фоор забыл об этом. Он страстно хотел оживить Алвисида, ни о чем другом думать просто не мог. И потерял себя. И как следствие этого — погиб.

Нет, не случайная встреча с Хамраем в волшебном коридоре была причиной его гибели. Фоора все равно уничтожили бы ближайшие приближенные. После первого сражения, еще до того, как Рэдвэлл был заключен под дьяволов купол, ночью Хамрай случайно подслушал разговор четверых самых могущественных, после верховного координатора, алголиан.

— Он зашел слишком далеко, тебе не кажется, брат? — услышал Хамрай, и поначалу даже не понял, почему удивился обрывку чужого разговора не предназначенного для любопытных ушей.

Он бы прошел мимо по темному коридору, если бы мгновенно не сообразил: фраза была сказана на древнем, умершем во время Великой Потери Памяти, языке. Хамрай даже не слышал, чтобы этим языком пользовалась какая либо секта или тайное сообщество. Сам он выучил этот язык давно, еще при Моонлав, когда ему потребовалось прочитать несколько свитков. От Моонлав он знал, что этот язык имеет большие странности — слова произносятся совершенно не так, как пишутся. Но донесшаяся до него фраза была произнесена так, как прочитал бы ее по буквам непосвященный человек. Хамрай насторожился. Не то, чтобы он был охоч до чужих секретов, но разговор мог касаться Наследника Алвисида, а это уже крайне важно знать.

— Почему ты так считаешь? — на том же языке, но еще более коверкая слова, спросил другой голос.

— Он не один так считает, брат Мекор, — раздался третий голос. — Мы все так думаем. Верховный зашел слишком далеко, он погубит всех нас.

— Если нам и суждено умереть в этом замке, — возразил Мекор, — то во славу Алвисида и по воле Алголовой.

— Нет, — твердо сказал первый голос. — Мы не хотели бы, брат, чтобы и ты поддался заблуждениям Верховного. Мы преступили все возможные законы, все заповеди Алгола. Сегодня мы в открытую сражались на стороне бриттов, а ведь в Директориях сказано: «Да не откроют войну истинно верующие на землях Британии…»

— Но ведь Фоор хочет возродить великого Алвисида! — снова возразил Мекор.

Прижавшийся к стене Хамрай понял: возражает Мекор лишь потому, что желает сохранить лицо. Видно, Мекор и сам неоднократно думал об этом.

— Нигде в священных Директориях не сказано, что Алвисид хотел, чтобы его возрождали, — встрял четвертый голос. — Верховный знал Алвисида, а мы? Алвисид не знает нас, не знает, сколько сил мы положили на благо его имени и церкви Алголовой. А если этот мальчишка возродит Алвисида? О себе ты подумал? Ты уверен, что Алвисид не пошлет тебя тотчас вычерпывать дерьмо из нужников?

— Но… — Мекор представил себе ожившего Алвисида и испугался. — Но за что?.. Ведь я столько сделал для прославления его имени и…

— Объяснять что-либо будет поздно, — снова сказал первый голос. — Как поступит Алвисид с нами — ведомо лишь Алголу. По мне — лучше поклоняться богу мертвому, так спокойнее.

— Но… — пытался еще защищать свои рухнувшие убеждения Мекор, — но как же Фоор? Ведь он…

— Не могущественнее нас, — сказал первый голос и добавил:

— Если мы будем вместе. Рано или поздно он ошибется.

— Если пастырь слепнет его меняют, — жестко произнес второй голос.