Любовь равняет всех - [13]

Владислав Владимирович и Женя молчали. Людмила Петровна была обычно спокойной и рассудительной, но когда ее выводили из этого состояния спокойствия, тогда только держись! Муж побаивался жену в такие моменты, так как знал, если Людмила возмущается с таким чувством, с ней лучше не спорить, бесполезно. И все же он сказал:

-А как она оделась, когда пришла к нам?

-Оделась?! Да ты забыл, как я штопала твои дырявые носки и трусы! Влад! Одумайся! Девочка была хорошо одета. Скромно, со вкусом.

-А ты видела, что она перед едой перекрестилась? – с вызовом спросил Владислав Владимирович.

-Ну и что?

-И перекрестилась то так, незаметненько. А все равно все видели! Нам только богомолки не хватало в семье!

-Почему ты так против Бога обозлился?!

-Я не против Бога. Я против тех, кто под ханжескими личинами скрывают свои истинные лица, притворяясь хорошими, добренькими! Неужели, Мила, ты веришь, что в наш двадцать первый век кто-нибудь верит искренно в Бога?

Людмила Петровна опешила. Она знала, что ее муж атеист, но совсем не думала, что он так мало осведомлен о вере и верующих людях. Она сама любила читать духовные книги, черпая из них силы для суетной повседневной жизни, но с мужем об этом разговаривала редко, потому что он постоянно был занят, а для подобных разговоров нужны были не только время, но и определенный настрой.

Людмила Петровна давно уже начала задумываться о необходимости окреститься самой и окрестить мужа с детьми, но постоянно откладывала, ожидая удобного момента. Она и не предполагала, что кто-нибудь из родных и близких категорически не согласится с ней. И не только не согласиться, а будет рассуждать о вере, как о чем-то глупом и даже постыдном.

«Это моя вина!», - горестно подумала Людмила Петровна, а вслух сказала:

-Владик, я не только верю в то, что есть искренно верующие люди. Я надеюсь, что и во мне есть искорка веры, которую нужно раздуть. Я хочу креститься. Я хочу крестить тебя и детей. Я хочу обвенчаться с тобой, наконец!

Владислав Владимирович смотрел на жену, как на чудо заморское, широко открытыми глазами и не мигая.

-Это шутка? – спросил он нарочито удивленным голосом.

-Нет, это не шутка.

-Это все влияние твоей любимой прислуги!

-Не называй Аню прислугой!

-А кто она? Она прислуга! И как ее не назови, прислугой и останется! Я давно замечал, как она иногда молится, крестится. Но ты, Мила! Ты меня просто поразила! Неужели ты считаешь, что этот Евангельский бред имеет хоть какой-нибудь смысл?

Владислав Владимирович рассмеялся так злобно, что его жена и сын невольно поежились, а он, не замечая этого, продолжал:

-Подумать только! «Ударившему тебя по щеке, подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку. Всякому просящему у тебя, давай, а от взявшего твое не требуй назад. И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники любящих их любят». Это ли не чушь?! Где бы я сейчас был, если поступал так? Если ты, Мила, действительно в это веришь, то ты дура.

Женя испуганно посмотрел на мать, так как ожидал страшной бури после оскорбления, но она стояла молча и очень грустно смотрела на мужа. Смотрела так, будто он тяжело болен.

Владислав Владимирович, увидев, что с ним никто не спорит, продолжал:

-Эта Андрюшкина одноклассница не только как ненормальная крестилась, она и одеться подобающе не смогла. Вот Элла была одета просто, со вкусом, но празднично. Празд-нич-но!

-А знаешь, во сколько обошелся мне ее праздничный вид? – вдруг заговорил Евгений.

Людмила Петровна и Владислав Владимирович одновременно посмотрели на него.

-Она кроме праздничной одежды, повседневной, спортивной и так далее, и так далее ничем не интересуется. Знаете, что она еще выкинула? – продолжал Евгений упавшим голосом.

Родители молчали и вопросительно смотрели на сына.

-От нас сбежала очередная няня, - продолжал Евгений, - и Элла была один день с ребенком сама. Только один день! Вечером, когда я пришел с работы, Ксения плакала, надрывалась. Я пошел в детскую, там кроватки нет. Эллка лежит на кушетке и спит. В общем, она чтобы отдохнуть, выкатила кроватку из детской в гостиную, закрыла плотно все двери, чтобы дочка не мешала ей спать, и дрыхнет. Когда я возмутился, разбудил ее, она расплакалась, сказала, что о ней никто не думает, что она и так всю себя отдает семье, и если она решила отдохнуть, что здесь плохого? В результате, я оказался виноват во всех смертных грехах, а то, что Ксения вся в соплях, красная, обкаканная орет в гостиной, это нормально. Я ее спрашиваю: «Зачем кроватку в гостиную выкатила?», а она говорит: «В детской кушетка удобная и тепло»! Это нормально? Причем, объяснять что-нибудь бесполезно. Она уверена, что я придираюсь не по делу. Она тупая какая-то!

-Вот видишь! – возмущенно сказала Людмила Петровна. – Это результат твоей безответственности! Твоей погони за деньгами!

-А я тут при чем? – деланно удивился Владислав Владимирович.

-Ты при чем?! Это ты выбрал эту сноху!

-Она что, урод?! Откуда я знал? Женщина красивая, богатая. Я хотел как лучше. Я думал о Женьке.

-Вот и додумался! Кроме себя Элла никого не любит! Это не красивая женщина, это клоп, пиявка, кровопийца. Она никого не любит, даже свою дочь! И ты хочешь, чтобы и Андрей женился на подобной стерве?