Любовь принцессы - [39]

Диана знала, что Джеймс нежно любит свою мать, он часто говорил о ней с неизменным уважением, и надеялась понравиться его матери и добиться ее расположения. По рассказам Джеймса, она знала, что миссис Хьюитт тяжело пережила разрыв с мужем, и надеялась, что общие переживания станут основой взаимной симпатии и даже дружбы.

Все сомнения Дианы были напрасны. Едва лишь Джеймс провел ее через свой кабинет с низким потолком, подпираемым темными дубовыми балками, в гостиную, где их ожидала мать, Диана поняла, что все будет хорошо. Увидев Ширли Хьюитт, ее доброе лицо и умные глаза, она сразу же инстинктивно почувствовала, что перед ней друг, женщина, которая, страдая скрытно, по-своему, не станет строго судить ее или чего-то требовать. Диана могла быть уверена в том, что, хотя Ширли Хьюитт все видит и все понимает, она не считает возможным высказывать осуждение.

Диана с радостью отметила, что мать Джеймса была прямой противоположностью всем тем, с кем ей приходилось встречаться в королевских кругах. Слава Богу, у матери Джеймса не было и тени высокомерия или внушающей трепет строгости. Скорее, между ними сразу установилось что-то вроде молчаливого понимания, даже признания.

Оглядевшись в доме, Диана увидела, что тут не было ничего показного, никакой демонстрации роскоши, которую ей так часто приходилось встречать в других домах. Небольшой и теплый, обставленный просто и только самым необходимым, это, скорее, был дом семьи военного, но гостеприимством напоминал дома дипломатов.

Ей нравился этот старый невысокий дом, так уютно примостившийся в излучине дороги, он не пугал ее зияющей пустотой зал, только усугубляющей чувство одиночества. Напротив, низкие потолки как будто склонялись над вами с материнской заботой, небольшие размеры комнат создавали уютную атмосферу.

Дом Хьюиттов чем-то напоминал Диане Парк-Хаус, в котором она жила в детстве, с его несколько старомодным духом. Словно время, сделав большую петлю, вернуло ее в детство, и на нее это подействовало умиротворяюще.

Джеймсу было странно видеть, как его мать ухаживает за женщиной, с которой он так близок, но он испытал облегчение и радость, видя, что они так непринужденно держатся друг с другом. Пока миссис Хьюитт провожала Кена Уорфа в его комнату, Джеймс повел Диану по винтовой лестнице наверх в свою спальню. Увидев его комнату с двумя узкими кроватями с изголовьями из орехового дерева, Диана замерла: ей потребовалось время, чтобы переварить впечатление от увиденного, так много говорившего о любимом человеке. И поняв, что в нем до сих пор еще живет мальчишка-школьник, она еще больше полюбила его. Она почувствовала прилив нежности, глядя на развешенные повсюду групповые фото спортивных команд и снимки, запечатлевшие мгновения его спортивных побед. В этот сокровенный, сугубо мужской мир не было доступа женщинам, которые прошли через его жизнь, и она должным образом оценила честь быть в него принятой.

Джеймс и Диана сошли вниз, миссис Хьюитт накрывала стол к чаю, и они оба были поражены удивительной естественностью этой сцены. Сидя в покойном кресле вблизи огня, Диана чувствовала себя так безмятежно, как ей уже давно не доводилось. Вот он — достойный семейный быт: миссис Хьюитт, доброжелательная, дружелюбная, разливала чай, стараясь всем угодить. Вот такого именно уюта, такой домашней атмосферы, где нет пустых условностей, где не нужно искать чьего-то одобрения, где можно быть уверенной в том, что тебя любят, — так давно жаждала Диана.

Хотя главы семьи с ними здесь не было, однако в доме по-прежнему ощущался дух семейной солидарности. Стоило только послушать непринужденную беседу матери с сыном, чтобы понять, что за внешней почтительностью скрыта истинная любовь — любовь тем более глубокая, что не требует постоянных признаний и напоминаний.

Диана и Джеймс оставили Кена Уорфа в обществе миссис Хьюитт и ускользнули наверх, чтобы побыть наедине. Диана жаждала оказаться в объятиях Джеймса, жаждала избавиться от чувства опустошенности, которое ее охватывало вдали от него. И хотя она убеждала себя, что старается изо всех сил решать свои проблемы самостоятельно, она все же не могла обойтись без Джеймса, без его тепла, чтобы успокоить издерганные нервы.

У Дианы и Джеймса впереди было еще много таких уик-эндов. Часто, пока Диана плескалась в ванной, где все было так удобно устроено, Джеймс приглашал Кена Уорфа в местный паб на кружку-другую пива. Порой он оставлял открытым у нее на виду какой-нибудь томик стихов: Теннисона, или Вордсворда, или сонеты Шекспира. И Диана, лежа в ванне, читала и наслаждалась трогательным посланием. Ей нравилось, когда он читал ей низким, ясным голосом, мягко выделяя нужные слова. Он часто прибегал к цитатам из своих любимых поэтов в качестве способа выражения чувств, которые затруднялся выразить своими словами; ему было много легче воспользоваться чужим, более красочным описанием страсти. Хотя Джеймс ни за что не хотел признавать своих романтических наклонностей и, когда она пыталась уличить его в этом, отшучивался, изображая благородное негодование, Диану трогала его сокровенная сентиментальность.