Любовь прекраснее меча - [10]

— Я с благодарностью принимаю ваше предложение, — ответил Гловер с горящими глазами. — Я, в свое время, тоже брал уроки у сэра Бана, и, бычья требуха, доволен ими.

К радости всех бриттских рыцарей, француз не обманул — мечом он обращался хуже, чем копьем. Через минуту камзол его был порван и на светлой материи заалело пятнышко крови.

Дамы ахнули, но барон успокаивающе поднял руку:

— Пустяки. Благодарю вас, граф Гловер, за доставленное удовольствие.

Барон вернулся к Аннауре. Для общей победы иногда полезно проигрывать.

Гловер с видом победителя оглядел зал. Он был доволен. Это — дружеский бой, но трепещи враг! Пощада неведома к вероломным погубителем короля Эдвина!

Веселье вступало в ту пору, когда гости забывают причину торжества. Прекрасное вино и крепкий эль делали свое дело — мрачные мысли бриттов оттеснялись куда-то на окраину.

Воины царя Тютина, по его знаку, прикрепили на невысоком шесте яблоко.

Царь Тютин был в благодушном и приподнятом настроении. Повелителя Ста Озер ничуть не смутило и не задело поражение его воинов от сэра Тауласа — Тютин прекрасно знал отшельника озера Трех Дев и его историю.

На середину зала вышел высокий атлет с зелеными, тщательно уложенными волосами и с обнаженным торсом. Он поклонился знатным гостям и три острых кинжала вонзились в огромный плод, укрепленный на шесте.

Гости в очередной раз разразились бурными криками восторга — мастерство всегда вызывает одобрение.

Из-за стола встал пожилой ирландец, граф Фоор Дэбош (говорят, его посвятил в рыцари сам король Артур!). Он что-то сказал слуге. Пока ирландец неспешно подходил к озерному умельцу, слуга куда-то сходил и принес чуть ли не охапку длинных, узких и острых ножей.

Граф поклонился гостям и почти никто и разглядеть не успел — так стремительны были движения ирландца — как три кинжала проткнули яблоко и оно, от тяжести, упало с подставки. Еще тринадцать узких ножей один под одним строго по линии впились в шест.

Озерный мастер поклонился ирландцу, взял еще кинжалов и у каждого ножа чужестранца вонзил свой клинок.

Восторгу зрителей предела не было. Кубки наполнялись расторопными слугами вином, как только рыцари ставили опустевшую посуду на стол. Вечер за окном выкрасил небо в темный цвет.

К шесту подошел сэр Бан, достал меч и сказал озерному воину:

— Метай кинжалы в меня!

Воин посмотрел на своего царя. Тот, не прекращая улыбаться, пожал плечами и кивнул: мол, раз благородный рыцарь хочет…

Один за одним, словно молнии, просвистели семь клинков и все были отбиты мечом прославленного сэра Бана. Старый рыцарь еще не совсем оправился от ран, полученных у озера, но такие фокусы уже мог делать без видимых усилий.

Когда озерный воин выразил восхищение ловкостью сэра Бана и, поклонившись, отошел, старый воин с размаху рубанул по шесту, в который были воткнуты кинжалы.

Меч прошел сквозь шест, словно не из металла был сделан, а из воздуха — шест не шелохнулся.

Все недоуменно посмотрели на сэра Бана (лишь обитатели замка знали этот трюк — видели уже). Сэр Бан топнул ногой и верхняя половина жерди упала на пол.

Пирующие охнули и закричали, выражая восторг и восхищение.

Сэр Гловер (успевший после дружеских поединков выпить три полных бокала белого вина за свой успех и удачу) встал во весь рост, выхватил меч и со всего маху рубанул им по столу перед собой. Толстая доска не выдержала удара и меч звякнул о камень пола, пройдя сквозь дерево.

Многочисленные серебряные блюда и кубки не свалились лишь потому, что стол был сделан прочно, на десятилетия, и устоял, оказавшись разделенным на две части.

Рыцари зааплодировали Гловеру и начали вставать, вынимая из ножен мечи…

Граф Маридунский тоже встал (не стола было жалко, а вечера — не на чем было бы пировать) и провозгласил тост за царя Ста Озер.

Рыцари подняли кубки и с удовольствием выпили за озерного повелителя, забыв о своих намерениях повторить подвиг Гловера.

Уррий понял, что о нем уже никто не вспоминает, и он наконец-то может незамеченным покинуть зал вместе с Лореллой. Уррий еще раз посмотрел на Ламорака. Тот по настоянию Эмриса сидел на почетном месте рядом с ним. Ламорак не улыбался, но с интересом следил за происходящим, за вечер он выпил два или три больших бокала вина, он радовался счастью Уррия, и на время забыл о предательстве отца.

Эмрис был полон достоинства, как и подобает верховному королю, на щеке багровел недавний шрам — память о боевом крещении у озера Трех Дев. Но Уррий-то знал, что внутри у названного брата все бурлит и взрывается, что Эмрис еще не освоился с разительными переменами, происшедшими в его жизни.

Уррий напоследок улыбнулся друзьям и встал, увлекая за собой Лореллу. Сэр Отлак заметил движение сына и кивнул ему одобрительно. Больше никто, как Уррий и предполагал, не обратил внимания на исчезновение виновников торжества.

Уррий привел Лореллу в приготовленную новобрачным спальню и плотно притворил дверь на щеколду.

Наконец-то они одни! Им больше никто сегодня не нужен.

— Я люблю тебя, Лорелла, — нежно сказал Уррий.

Комнату тускло и романтично освещали четыре факела в углах большой комнаты.

— Я тоже тебя люблю, Уррий, — прожурчала Лорелла. — Ах, как я счастлива, до сих по не могу поверить!