Любовь поры кровавых дождей - [216]
— Нет, дедушка, я не попрекаю, я просто так спрашиваю. Я знаю, что Ната не опозорила себя с немцами.
— Не только не опозорила, но смелее всех наших женщин действовала. Соседей поддерживала, с партизанами связь имела, помогла им немецкого офицера захватить. Он им важные сведения сообщил…
— Значит, Ната — мужественная женщина?
— Да еще какая! Душой чистая, добрая. За нами, стариками, присматривает, мы же совсем беспомощные, трудится с утра до ночи. И в части, и дома — всюду она. А когда я болею — моя грыжа раз-то в месяц непременно разыграется, — тогда ей и дрова колоть приходится, и печь топить. Иначе б мы все давно перемерзли!.. А теперь этот чертов капитан привязался. На свою беду Ната к этим железнодорожникам пошла. Тут недалеко, говорит, пойду подработаю и за домом успею присмотреть. Да ей без службы никак нельзя: двое стариков на шее, дитя малое… А этот сукин сын как репей прицепился, боюсь, загубит он ее…
— Не бойся, дед, не загубит!
— Дай бог тебе здоровья, сынок. Ежели доброму человеку в беде поможешь, в большой или в малой, это тебе зачтется, не забудется. Великое это дело, помощь в беде, дороже жизни!
Старик умолк, а я опять думал о Нате.
Теперь совсем другой представлялась мне эта красивая женщина с бледным лицом и глазами, окруженными синевой бессонных ночей…
— Слышишь, идет? Должно быть, к тебе…
— Кто идет? — растерялся я.
— Ната идет.
— Откуда ты знаешь?
— Половицы скрипят, ее шаг слышу.
Я удивился: слух у меня прекрасный, но я не слышал ни звука.
— Откуда она идет?
— С чердака. Тебя беспокоить не стала, а с ними оставаться не захотела, вот и пошла наверх, а там мороз, как на улице…
Не прошло и минуты, как кто-то осторожно отворил дверь и на цыпочках прошел в дальний угол комнаты.
— Спят? — спросил старик.
— Оба спят, — тихо ответила Ната. — А ты чего не спишь, дедушка?
— Как же мне спать, когда ты так мучаешься!
— Все будет хорошо, дедушка. А как наш гость?
Я хотел ответить, но не смог вымолвить ни слова: слезы душили меня.
Ната склонилась надо мной, не зная, сплю я или нет.
— Чего тебе? — я старался говорить как можно проще и спокойнее.
— Уже рассвело, можешь идти потихоньку, пока дойдешь, наступит утро.
Я встал, надел сапоги и шинель. Сквозь ставни узкой полосой пробивался утренний свет. В дальнем углу комнаты я заметил детскую люльку. На широкой русской печке кто-то спал. Конечно, это была хворая жена старика.
Прощаясь с дедом, я сказал ему:
— Не бойся, дедушка, все будет в порядке.
— Дай тебе бог, сынок.
Ната снова шла впереди. На сей раз многочисленные переходы не казались такими длинными и темными.
Внезапно одна из дверей распахнулась, и перед нами предстал всклокоченный Лысиков, босой и распоясанный.
— А-а, попалась! Значит, с ним валялась, так! Меня за нос водишь! Где шлялась целую ночь? Как ты смеешь? Да ты знаешь, кто я такой…
Капитан орал с пеной на губах и размахивал руками перед носом Наты. Она стояла понурясь.
Тут я отодвинул ее в сторону, правой рукой схватил Лысикова за грудки, а левой так врезал ему в челюсть, что капитан отлетел и, как плохо набитый мешок, плюхнулся где-то в углу. Потом свалилась какая-то доска, что-то грохнуло, наступила могильная тишина. Но я уже не владел собой… я бросился в угол, поднял Лысикова и снова всадил ему левой. Я только старался не бить правой, потому что у меня, как и у моих братьев, удар смертельный, быка можем повалить…
Когда я в третий раз поднимал этого сукиного сына, в меня вцепилась Ната. Представьте, она тоже оказалась довольно сильной.
Я обещал ей, что больше его не трону, и только после этого она меня отпустила. Когда я нагнулся к Лысикову, тот едва слышно прошептал:
— Довольно…
— Чего довольно? — спросил я.
— Бить.
— Если оставишь Нату в покое…
— Даю слово командира.
— Ната ждет мужа, — прошипел я ему в ухо, — если он вернется — хорошо, не вернется — я женюсь на ней, а ты старайся не попадаться мне на глаза!
И снова шли мы по разбитой, обледенелой дороге, Ната впереди, я — сзади. И, наверно, целый километр прошли молча.
Снег бодро хрустел под ногами. После душной комнаты свежий воздух был все равно как вода для умирающего от жажды. Я чувствовал, что Ната искоса на меня поглядывает.
Я остановился, хотел, чтобы слова мои имели больший вес. Она тоже остановилась и посмотрела мне в глаза.
— Если бы они не помешали, ты бы пришла ко мне? — прямо спросил я.
— Нет.
— Тогда для чего ты все это затеяла? Зачем подсела ко мне в клубе? Заставила провожать? Почему оставила на ночь?
Она стояла и ковыряла снег носком сапога. Ответила не сразу:
— Как тебе сказать… Конечно, я несерьезно поступила… В тот день Лысиков опять мне угрожал, я была не в настроении. Перед кинокартиной немного выпила. Ты мне понравился. Потом, когда мы шли и ты все время шутил, я решила: будь что будет. Но, как видно, не судьба, они как раз тогда вломились, когда их не ждала!
— Ната, — сказал я на прощанье, — ты знай: я тебя никому не дам в обиду. Если что, только кликни!
Она благодарно улыбнулась, молча сжала мою руку и пошла к своей части, окруженной колючей проволокой.
В полдень, когда я обходил мастерские, ребята о чем-то оживленно галдели. Я поинтересовался, в чем дело.
"Выбор оружия" — сложная книга. Это не только роман о Малайе, хотя обстановка колонии изображена во всей неприглядности. Это книга о классовой борьбе и ее законах в современном мире. Это книга об актуальной для английской интеллигенции проблеме "коммитмент", высшей формой которой Эш считает служение революционным идеям. С точки зрения жанровой — это, прежде всего, роман воззрений. Сквозь контуры авантюрной фабулы проступают отточенные черты романа-памфлета, написанного в форме спора-диалога. А спор здесь особенно интересен потому, что участники его не бесплотные тени, а люди, написанные сильно и психологически убедительно.
Повесть «Сорок дней, сорок ночей» обращена к драматическому эпизоду Великой Отечественной войны — к событиям на Эльтигене в ноябре и декабре 1943 года. Автор повести, врач по профессии, был участником эльтигенского десанта. Писателю удалось создать правдивые, запоминающиеся образы защитников Родины. Книга учит мужеству, прославляет патриотизм советских воинов, показывает героический и гуманный труд наших военных медиков.
В книге рассказывается о напряженной жизни столицы в грозные дни Великой Отечественной войны, о людях труда, их самоотверженности, умении вовремя прийти на помощь тому, кто в ней нуждался, о борьбе медиков за здоровье тружеников тыла и семей фронтовиков. Для широкого круга читателей.
В книге начальника Генерального штаба болгарской Народной армии повествуется о партизанском движении в Болгарии в годы второй мировой войны. Образы партизан и подпольщиков восхищают своей преданностью народу и ненавистью к монархо-фашистам. На фоне описываемых событий автор показывает, как росла и ширилась народная борьба под влиянием побед Советской Армии над гитлеровскими полчищами.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
Книга «Отель „Парк“», вышедшая в Югославии в 1958 году, повествует о героическом подвиге представителя югославской молодежи, самоотверженно боровшейся против немецких оккупантов за свободу своего народа.