Любовь поры кровавых дождей - [121]

— Товарищ Фрадкин, за домом стоит газик, садитесь в кузов вместе с теми двумя бойцами и ждите меня.

— Слушаюсь, товарищ капи…

— Старший лейтенант, я сказал! — строго оборвал я.

— Разрешите мне называть вас капитаном!

— Фрадкин, я умею сердиться не хуже, чем тот капитан!

— Слушаюсь, слушаюсь, товарищ старший лейтенант!

Фрадкин неловко повернулся, смешно стукнул каблуками и затрусил к машине. Именно затрусил, а не побежал.

Прибыв на батарею, я определил Фрадкина в расчет Резниченко. Как уже говорилось, Резниченко был самым знающим командиром орудия. Он превосходно знал материальную часть, то есть механизм орудия, и отлично командовал огнем. Глаз у него был на удивление верный и меткий.

Подготовленных Резниченко артиллеристов я переводил впоследствии на другие орудия, а ему присылал на обучение новых. Таким образом расчет Резниченко служил у меня на батарее как бы маленькой артиллерийской школой. Поэтому я многое спускал самовольному младшему командиру.

Но случилось так, что Резниченко с первого же дня остро невзлюбил Фрадкина. Едва оглядев Фрадкина, он безапелляционно заявил:

— Из него, товарищ комбат, артиллерист не выйдет, передайте его старшине на хозяйственные дела…

— Выйдет, Резниченко. Он очень хочет сам. Сила у него есть, руки, гляди, какие, и голова работает. Поставь его пятым номером и обучи его на заряжающего, — сказал я.

— Как курица летать не научится, так и он заряжающим не станет.

— Сержант Резниченко, нельзя заранее крест ставить на человеке, испытайте его, научите, а потом поглядим.

— Никакое обучение ему не поможет. Я уж вижу, что это за экземпляр, из него заряжающий не получится.

— Забери его и обучай! — Я чувствовал, что терпение мое истощается.

— Очень вас прошу, прикрепите его к другому орудию…

— Резниченко! Сейчас же выполняй приказ, иначе я поставлю вас заряжающим вместо Фрадкина! Живо забирай нового бойца и сегодня же приступи к обучению!

Резниченко знал, что со мной спорить опасно, что я и вправду могу выполнить угрозу.

Он стал навытяжку, рявкнул: «Есть, товарищ старший лейтенант!» — и обратился к находившемуся возле нас Фрадкину:

— Следуйте за мной. Будете заряжающим третьего орудия.

С того дня Резниченко потерял покой. Обучение Фрадкина сделало его еще более горластым. Из-за любого пустяка он приходил в неистовство.

А Фрадкин продолжал быть таким же невозмутимым. Он разговаривал с Резниченко подчеркнуто вежливо, чем еще более его донимал.

Вся батарея потешалась над этой трагикомической парой.

Как только Резниченко поднимал крик, любопытные тотчас начинали наблюдать за его орудийным расчетом, и от них не скрывался ни один жест, ни одно слово.

Вскоре у Фрадкина появились не только сочувствующие, но и защитники, что совершенно разъярило подозрительного сержанта. Ничего не смог он поделать с чудаковатым заряжающим.

Однако, против всех ожиданий, Фрадкин быстро изучил узлы и части пушки и за два дня освоил дело заряжающего. Он так ловко посылал снаряд в казенник орудия, так здорово стрелял, что любо было глядеть.

Резниченко никак этого не ожидал. Вероятно, поэтому он еще больше возненавидел новоиспеченного артиллериста. Достаточно было малейшего пустяка, и сержант надрывался от крика.

Но Фрадкин на это нисколько не реагировал. Он невозмутимо взирал своими зеленоватыми глазами на злобствующего командира орудия и время от времени вставлял такое словечко, что у Резниченко на лбу вздувались синие жилы и, махнув рукой, он убегал, чтобы в одиночестве отвести душу десятиэтажным матом.

9 июля, как было предписано боевым приказом, мы заняли боевую позицию, а 10 июля немцы возобновили наступление, прерванное несколькими днями раньше, и повели атаку по всему протяжению Лужского оборонительного рубежа.

Это были страшные дни.

Вражеские самолеты ни на минуту не покидали нас, а уж артиллерия головы поднять не давала. Но обо всем этом мы не тужили, страшнее было то, что со дня на день ожидался массированный танковый удар.

Правда, мы знали, что на нашем участке находится немецкая танковая дивизия, но случилось так, что в первые дни наступления немцы почему-то не бросили против нас танки. И орудия нашего дивизиона помогали огнем стрелковым соединениям. Продвинувшийся вперед мой заместитель давал координаты, и мы били по невидимым наземным целям.

В первый же день мы убедились в мужестве артиллеристов, защищавших Лугу. Например, артиллерийский дивизион капитана Синявского в одном только бою уничтожил тридцать семь вражеских танков, а гаубичная батарея старшего лейтенанта Яковлева — десять танков. Не подкачал и наш дивизион: его батареи подбили четыре танка.

Я был очень рад, что Фрадкин достойно выдержал первое боевое крещение. У него оказалась прекрасная память, а глазомер и того лучше. Иной раз он самого Резниченко ловил на мелких ошибках и деликатно, но едко поправлял своего сержанта. Резниченко, будучи ниже Фрадкина и по образованию, и по общей культуре, готов был съесть живьем сметливого заряжающего.

Вот и сейчас, когда мы стояли на боевой позиции и враг каждую минуту мог перейти в наступление, война между сержантом и заряжающим не прекращалась ни на минуту.