Любовь Полищук. Безумство храброй - [33]

Я в те годы Сергея не знал, и полностью отдаюсь мнению подруги. Не спрашивать же у Сергея, каким он в то время был. Он мог бы и забыть, к тому же такой пылкий влюбленный человек бывает не полностью адекватен.

Подруга у Любы честная и не завистливая. Ей и слово: «Ботиночки жали, одолженные у дружка. Любка же длинная, особенно на сцене, боялся, что будет ниже ростом. Смотрит красавица, примечает: ох и чучело, и грязь под ногтями (а грязь рабочая, между прочим, ювелиркой жил, въедается намертво).

«Не сойдемся, – думает, – разгильдяй какой-то, я и сама такая».

Но после прокатил ее по льду на своем «жигуленке» – грязном, все в шерсти от собак, но пахло вкусно… И машину занесло, и он бедовый! Глянулся – короче. После театра, как водится, поехали в ресторан ВТО, там Люба, чтобы получше выглядеть, махнула для начала три бутылочки пивка. Маленькие такие бутылочки… «Двойное золото». Сказочное было пиво. И все понравилось! Все! Что все 49-го года, все тельцы, как и она. Прекрасные художники, прекрасные мужики… А этот с ногтями, на каблуках – прекраснее всех. Никогда не было Любане так тепло и уютно. Все на душу легло, все – свое. Может, созрела? Сережа, сравнительно молодой холостяк, был в том замечательном состоянии, какое бывает между браком первым и вторым. Но чтобы прямо немедленно жениться… (Тут он призадумался и малость испугался. – В. С.) Но невеста оказалась беременной. Сама даже удивилась, вроде так мало знакомы. А один сыночек уже живет без отца. Хватит, пожалуй. И Люба произносит фразу, знаменитую в семейных анналах: «Либо ты делаешь мне предложение по всей форме. Либо я делаю тебе аборт». Чувствовала, что в ней девочка. Ужасно хотелось ее, маленькую, носатенькую, с хрустальным голосишком, с 42-м размером ноги».

Возможно, в мечте о ребенке Алла Боссарт допускает свои фантазии. Но важно другое – в ее воспоминаниях четко и интересно описаны характеры Любы и Сергея, их пред брачные взаимоотношения, которые непременно скажутся в дальнейшей актерской жизни Любови Полищук.

Пора рассказать о семье, в которую непросто было войти Любе, в очень известную семью писательницы Мариэтты Шагинян, награжденной орденом Ленина, четырьмя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Красной Звезды и Знаком Почета, удостоенной звания героя Социалистического труда и Лауреата Ленинской премии (1952 г.).

Многочисленные награды оценивают лишь одну сторону научно-литературной деятельности Мариэтты Сергеевны Шагинян, посвященную жизни и работе создателя советского государства Владимира Ильича Ленина. Но существовала и другая, не менее, если не более интересная часть ее деятельности, относящаяся отнюдь не к ленинцам, а к противникам его режима, полная дружеского к ним расположения. Как уживались в характере этого неутомимого писателя и научного работника эти две противоположные сферы – ответить трудно, и разгадка этого странного явления, по-моему, еще впереди.

Отец Сергей Давыдович Шагинян, сын армянского священника, талантливый врач-диагност, умер совсем молодым, сорокалетним. Мать, Пепронэ Яковлевна, из армянского купеческого рода Хлытчиевых, отлично играла на рояле. Братья и сестра – незаурядные музыканты и художники.

Смерть отца настигла Мариэтту, когда ей было тринадцать лет. Поскольку у матери не было средств, Мариэтту и ее младшую сестру Лину определили в привилегированный полу дворянский пансион Ржевских. Девочка растет с сознанием, что с самого начала должна надеяться только на себя. Позднее она гордилась тем, что «начала свою трудовую биографию в том же возрасте, что и большинство производственных рабочих». Поэтический дебют девочки был удачен. Она примыкает к поэтическому течению символистов, где тон задавали Александр Блок, Анна Ахматова, Валерий Брюсов. В поисках истины Шагинян металась от религиозно-философского общества декадентов Зинаиды Гиппиус и Мережковского до рабочих кружков.

Осмысливая свой трудный путь к истине с озарениями и блужданиями, Шагинян написала: «Я не могла при всей моей личной любви к Гиппиус не видеть, что это смешно и что мои «боги» – слабые, никчемные, больные фантазеры, ни для какой настоящей борьбы непригодные».

Великая Октябрьская революция ускорила социальное развитие Мариэтты Шагинян. Влюбленная в творчество Гёте, она вдохновенно пропагандировала читателям его творчество.

Революцию она встретила на Дону и считала усилия генералов Деникина и Краснова задушить революцию «роковой ошибкой в важнейшую минуту столетия».

Работая над повестью «Перемена», Шагинян говорит об исторической обреченности монархистов и белогвардейцев, интервентов и гетманов. И с симпатией рисует характеры тружеников революции. В дни, когда Шагинян работала над очерком «Фабрика Торнтон», совпали с годовщиной смерти Ленина. Поэтому на титульном листе очерка ее посвящение «Памяти Ленина», а в приложении документы из собрания его сочинений. Она пишет взволнованное стихотворение «Смерть Ленина», а затем статью «Ленин». Одновременно Шагинян заявляет о себе как писательнице детективного жанра. Ее романтическая трилогия «Мисс-Менд, или Янки в Петрограде» потом удачно экранизирована с участием ведущих актеров И. Ильинского и А. Кторова. Основная пружина действия фильма – противоборство рабочих и капиталиста, который через сомнения и курьезы приходит к пониманию Октябрьской революции, к «чувству реальности нового мира, создающегося на Земле Советов».