Любовь по расчёту - [16]

– Совсем другое дело! – Соне новая стрижка Лопатина явно пришлась по душе. – Смотри-ка, у тебя и череп идеальной формы и уши не оттопырены. Да еще и глаза теперь видно. Я тебе уже говорила, что у тебя умные глаза? И чего это ты раньше волосатиком ходил?

– Модно было, – сознался Лопатин.

– Уже нет, причем давно, – безапелляционно заявила Соня. – Ну, ладно, я тут на тебя кучу времени потратила, а мне еще чемодан собирать.

Она встала на цыпочки, чмокнула Лопатина в щёку, и выскочила из салона, растворившись за его стеклянными дверями, как ежик в тумане. Изумлённый Лопатин остался один на один со своими ощущениями. Он тоскливо поглядел на себя в зеркало и не узнал. В зеркале красовался типичный самоуверенный мажор с наглыми глазами. Лопатин провел рукой по голове, тяжко вздохнул и выкатился из салона.

– «Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону», – думал он, собирая дорожную сумку. Соня назавтра улетала с подружками в Майами, а ему уже принесли билет до Новороссийска. Хоть у Лопатина и был большой соблазн взять плацкартный вагон, но он перед ним устоял, всё-таки купив купе.

Нет, деньги на самолет у Лопатина, разумеется, имелись, и не только на самолёт, не зря же он весь семестр натаскивал такое количество дубинноголовых мажорчиков. Но у Лопатина была и мечта – купить матери гладильную машину, и эту машину еще неделю назад они вместе с Валеркой привезли из магазина.

Два дня пути до Новороссийска, которые он практически провалялся в пустом купе, Лопатин решил потратить с пользой, прикупив заранее толстенную книгу – «Американская трагедия» Драйзера. Ну, чтобы не моргать глазами, когда Соня вдруг решит завести умный разговор. Но Драйзер решительно не желал укладываться в голове Лопатина, вызывал раздражение и непреодолимое желание выпить чаю и чего-нибудь съесть. Чай у проводницы имелся, даже с лимоном, а еды Лопатин с собой припас со знанием дела. У него имелись и куриные ноги, жаренные на гриле, и варёные яйца, и картошка в мундире, и помидоры с огурцами, плюс ко всему имелись у Лопатина хлебные ржаные краюшки и нарезки с копчёной колбасой и вкусным сыром. Леша Лопатин местами был весьма основательным молодым человеком.

После очередного перекуса он плюнул на Драйзера и переключился на любимого Акунина, поэтому оставшееся время в пути пролетело незаметно.

На вокзале его встречал отец, слегка постаревший за то время, что они не виделись. Обнялись, загрузили вещи. Отец с большим интересом разглядывал коробку с гладильной машиной и одобрительно хлопал сына по плечу, отчего Леша понял, что отцу-то он с этой гладильной машиной уж точно угодил.

Мама выскочила им навстречу из дома, чуть не угодив под колёса отцовского автомобиля. По лицу её струились слёзы. Лопатин с трудом сдержался, чтобы самому не разреветься. Он прижал мать к себе и долго не хотел отпускать, а она, уткнувшись лицом ему в грудь, при этом гладила его стриженые волосы.

– Похудел-то как, – оторвавшись от сына, она всплеснула руками, – или повзрослел? Или это стрижка такая?

– Не нравится? – Лёха провёл рукой по стриженой башке.

– Нет, что ты! – Мать опять погладила его по голове. – Очень красиво, как по телевизору.

Вошли в дом. Туда, где обитала исключительно их семья, и отдыхающим ходу не было. Хотя какие уж сейчас отдыхающие? Мёртвый сезон. Собачий холод и беспрестанный Норд-ост, срывающий крыши с домов и рвущий провода. Хотя Норд-ост особенно бесчинствует ближе к горам, а в том месте, где расположен дом Лопатиных, на берегу моря, это уже не Норд-ост, а так, жалкое подобие. Ну, расстегнет все пуговицы на пальто. Делов-то!

В день приезда Лопатина никакого Норд-оста и в помине не было. Светило солнышко и в воздухе пахло скорой весной. В доме за время его отсутствия произошли серьёзные перемены. Чувствовалось, что курортный сезон принёс свои немалые плоды. В кухне у матери появилась новая дорогая кухонная мебель по виду, как показалось Лопатину-младшему, вполне себе итальянская, да еще нашпигованная всякой техникой. На кухне витали волшебные ароматы, и Лёха сглотнул сюну.

– Хотел вот еще твоей матери плиту индукционную купить, но уж больно дорого, – сообщил отец.

– И хорошо, что не купил, – Лопатин вспомнил Сонин рассказ про то, что её мать кроет эту новомодную плиту, на чем свет стоит. – Говорят, барахло это всё. Посуду к ней особую надо. Рецепты всякие.

– Зато я в нашем отеле прачечную организую. Всех соседей обстирывать будем. Две машины купил профессиональные. Сушилку. Завтра покажу, будешь мне помогать устанавливать. Там твоя гладильная машина – ох, как кстати!

В Лехиной комнате всё осталось без изменений. Вот только книжные полки заменили на новые со стеклами, а в душевой появился новый никелированный смеситель, вместо всё время подтекавшего старого. Конечно, у Лехи не было собственной огромной джакузи, как у Сони, но личная душевая у него всё-таки была. И душевая, и шкаф огромный в нише, практически гардеробная. Ведь раньше Лёхина комната тоже сдавалась отдыхающим. Лёха распаковал вещи, быстро принял душ, оделся в домашнее и достал из чемодана подарки. Гладильная машина – это по делу, а вот духи для матери и галстук для отца – это уже для души. Тем более что подарки эти покупать ему помогала Соня, подкосив в очередной раз бюджет Лопатина. С подарками он отправился в залу. Обычно семейство Лопатиных питалось на кухне, но по праздникам накрывали стол в зале. А приезд младшего Лопатина после столь длительного отсутствия – это самый настоящий семейный праздник. И обязательно будут гости – cоседи, друзья и одноклассники Лопатина. Зайдя в залу, Леха аж зажмурился: новые шторы, замысловатая люстра, новый огромный телевизор да еще и самый настоящий камин. Вот это да! Первым делом Лёха направился к камину. Потрогал чистое стекло.