Любовь первая, любовь бурная - [16]

— Они обращаются с тобой хорошо? — спросила она тихо, чтобы только он мог слышать ее.

— Сносно.

— Спина все еще болит?

— Немного, — он отступил на шаг и протянул пустой стакан.

Макклейн двинулся к ним.

— Почему так долго? — требовательно спросил он.

— Нипочему, — ответила Бриана, взяла Макклейна под руку и направилась с ним к дому.

— Он тебя не побеспокоил? — снова спросил Макклейн.

— Конечно, нет, — Бриана сделала усилие, чтобы улыбнуться Макклейну. — Не хотите ли еще лимонаду?

— Чего я хочу, так это поцелуя, — ответил Макклейн.

Резко остановившись, он притянул к себе Бриану и впился в нее поцелуем.

Отвращение захлестнуло девушку, когда его язык пытался раздвинуть ее губы и проникнуть внутрь. Она резко отвернула голову в сторону.

— Оставьте меня!

— Только один маленький поцелуй, — настаивал он, — ты мне должна.

— Я вам ничего не должна! Пустите меня!

Она чуть не задохнулась, когда Макклейн с силой прижал ее к себе, и закричала: «О, нет!», когда Шункаха Люта набросился на Макклейна и оттолкнул его. Надсмотрщик вскрикнул от боли, ударившись о столб забора. Потом, когда Шункаха Люта убрал свой кулак, Макклейн ударил индейца прикладом ружья под ложечку. Тот упал на колени, схватившись руками за живот и борясь с приступом рвоты.

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Бриана в смятении повернулась, услышав голос дяди.

— Ничего, мистер Бьюдайн, — быстро сказал Макклейн. — Краснокожий напал на меня, и мне пришлось ударить его. С ним все будет в порядке.

— Напал на тебя? — воскликнул Генри Бьюдайн. — Почему?

Джим Макклейн пожал плечами.

— Это же индеец.

Генри Бьюдайн удовлетворенно кивнул.

— Лучше бы ты отвел его назад. Я не хочу неприятностей.

— Неприятностей больше не будет, — сказал Макклейн. — Я обещаю вам.

— Ну, если только ты уверен…

— Я уверен.

Макклейн взглянул на Шункаха Люта, затем на Бриану, его глаза умоляли не говорить ни слова о том, что произошло между ними. Бриана незаметно кивнула, зная, что Шункаха Люта пострадает, если она скажет дяде, что Макклейн хотел поцеловать ее.

Шункаха Люта поднялся на ноги. Во рту стоял горький вкус желчи, глухая боль сдавила живот, но она не могла сравниться с болью, свирепствовавшей в его сердце.

Генри Бьюдайн перевел свой взгляд с Макклейна на Бриану, затем, пожав плечами, развернулся и ушел назад в амбар.

Надсмотрщик ткнул прикладом ружья в грудь Шункаха Люта.

— Еще раз поднимешь на меня руку, краснокожий, — и я снесу тебе голову. А сейчас приступай к работе.

Шункаха Люта не шелохнулся. Он уставился на надсмотрщика темными от гнева и ярости глазами, с трудом усмиряя желание наброситься на белого человека, который посмел прикоснуться к Бриане. Он пожалел, что не захватил топор, когда побежал за Макклейном. В его руках топор мог стать грозным оружием.

Краем глаза он видел, что Бриана смотрит на него. На ее бледном лице был страх, но не за себя, а за него. Он почувствовал, как напряжение медленно покидает его. Полностью овладев собой, Шункаха бросил на Макклейна последний презрительный взгляд и вернулся назад, туда, где оставил топор. Подняв его, он начал рубить дерево со всей силой, которая у него еще оставалась.

— Наглая скотина, — пробормотал сквозь зубы Макклейн. Он опустил ружье, жалея о том, что индеец не дал ему повода нажать на спусковой крючок.

— Больше никогда не приходите навещать меня, — холодно сказала Бриана. — Если вы придете, меня не будет дома.

— Не сопротивляйтесь мне, мисс Бьюдайн, — предупредил ее Макклейн. — Я решил завладеть вами. Кроме того, я нравлюсь вашему дяде и думаю, вы сделаете все, что он вам скажет.

Его слова были словно пощечина. И все они были правдой. Она сделает все, что скажет дядя. У нее нет выбора. Он был ее опекуном. А женщин не спрашивают, что они хотят делать и за кого хотят выйти замуж. Ей не останется ничего другого, как подчиниться.

Опустив в отчаянии голову, Бриана торопливо пошла обратно в дом. Несомненно, ее дядя не будет настаивать, чтобы она вышла замуж за Макклейна против своей воли. Даже дядя Генри не может быть таким бесчувственным. Да лучше уж она всю жизнь будет работать на тетю и дядю, чем выйдет замуж за такое животное, как Макклейн. Она помнила выражение его лица, когда он избивал Шункаха. Он причинял индейцу боль — и это доставляло ему удовольствие. Человек, наслаждающийся страданиями других. Нет, не такого отца хотела она своим будущим детям, не с таким человеком мечтала связать свою жизнь.

Стоя у кухонного окна, Бриана смотрела, как Шункаха Люта с яростью снова и снова вонзает свой топор в дерево. Она понимала, что так он вымещает свой гнев, что он не отступил бы, если бы оказался с Макклейном один на один.

Как только она заканчивала очередную работу, то непременно подходила к окну, и каждый раз, когда она его видела, на сердце у нее становилось светлее. Он работал неутомимо и грациозно. Его топор медленно, но упорно врезался все глубже и глубже в могучее дерево.

Она стояла у окна, когда раздался страшный треск. Ветви дерева сильно задрожали, словно в предсмертной агонии, и оно с грохотом упало на землю.

Шункаха Люта тяжело дышал. Бросив топор на землю, он вытирал тыльной стороной кисти блестевшее от пота лицо, затем присел на корточки в тени упавшего гиганта.