Любовь от кутюр - [15]

«… Помни, что ты — старая больная женщина! Тебе о лекарствах надо думать, а не о мужиках. У тебя есть дочь и память о моем отце, твоем муже. Живи и помни! Если сделаешь по-своему — прокляну! — и размашистая дочерняя подпись внизу листа: — Любящая тебя безумно твоя дочь Татьяна».

Лидию Петровну нашли соседи в пустой квартире неделю спустя, с письмом дочери, прижатом к остановившемуся сердцу.

Узнав о несчастье, Павел Иванович замолк и до конца своих дней объяснялся с окружающими только односложными предложениями.

Таня Орлова, похоронив мать и распродав свое генеральское наследство, навсегда покинула родной город, чтобы вспоминать о нем только при случайных встречах с земляками, которые все реже и реже теперь бывали у нее в Москве…

Однажды перед летней сессией, когда Алина, заваленная конспектами, готовилась к экзамену по философии, в дверь ее комнаты громко постучали.

На пороге, обхватив обеими руками пакеты со снедью, стоял улыбающийся Вадик.

— Ну, подружка, бросай свои книжки, сейчас я буду кормить твой истощенный наукой мозг и желудок, — весело говорил он, одной рукой сдвинув гору конспектов подальше к краю, а другой бережно опуская свертки на освободившуюся часть стола.

— Вади, но я завтра сдаю, а выучена только половина этого талмуда, — Алина с ненавистью ткнула пальцем в учебник.

— А тебе и не нужно больше учить, — со знанием дела заявил Ефремов.

— Это еще почему? — девушка удивленно вскинула брови.

— А потому, моя дорогая, что если ты сдашь философию, к этому предмету следует подходить философски.

— Интересно, в чем это выражается? — спросила Алина с легкой иронией.

— А вот в чем. Ты говоришь, что уже вызубрила половину учебника. Так?

— Ну, допустим. Только я не зубрю, а вникаю, — обиженно заявила она.

— Не придирайся к слову, а вникай в существо идеи, — Вадик сердито посмотрел на Алину. — Сколько вопросов в экзаменационном билете?

— Два, — уверенно ответила девушка.

— Так вот, один вопрос обязательно будет из первой половины учебника, а ты его уже выучила…

— А на второй кто за меня ответит? Пушкин или, может быть, ты? — рассердилась Алина.

— Вся шутка в том, что если ты блестяще — а я, зная тебя уже три года, нисколько в этом не сомневаюсь — ответишь на один из двух вопросов, второй можно преподавателю уже выдавать в общих словах, тем более, что это философия! — Вадик сел на подоконник и выглянул в открытое окно.

Напротив Алининого общежития стоял шестиэтажный дом еще довоенной постройки. Жизнь в квартирах, в основном коммунальных, окнами выходивших во внутренний двор, постоянно была наполнена событиями и чем-то напоминала театр или балаган.

Из-за июньской жары занавески на окнах были разведены, поэтому сейчас, сидя на подоконнике, как в ложе зрительного зала, Вадик мог наблюдать происходившие на противоположной стороне двора и семейные скандалы, и любовные сцены, а также улавливать кухонные запахи.

— Ну ладно, Вадик, ради тебя я прервусь на часок, но не больше! — примирительно сказала Алина и стала разбирать принесенные им продукты.

Ефремов уже собрался спрыгнуть с подоконника на пол, когда взгляд его зацепился за странное сооружение, выглядывавшее из-под умывальника.

— Это что такое? — он пальцем показал под раковину.

Там на полоске линолеума стояла черная плетеная корзина для бумаг, верхняя часть которой была обернута алюминиевой фольгой. В этой фольге, как в гнезде, лежал перевернутый вверх ногами электрический утюг.

— Это моя печка, — спокойно объяснила Алина. — Я купила вот эту сковородку и готовлю в ней на днище утюга. Это новый утюг, дорогой, с терморегулятором. Когда мне нужно поджарить яйцо, я его ставлю на «полотно», а если хочу тушеной картошки, тогда переключаюсь на «шерсть».

Вадик выкатил глаза:

— Но это же жутко опасно! Ты же можешь сгореть! Как ты вообще до сих пор жива? А если ваша комендантша узнает, она же в два счета выгонит тебя из общаги!

— Нет, Ермолаевна меня не тронет. Я ее, и ее дочку обшиваю. А утюг нам положен по списку имущества. Вон, не ленись, прочти, висит в рамке за шкафом, — куда-то в сторону кивнула Алина, мелко нарезая овощи для салата.

— Я знаю, что ты подрабатываешь шитьем, но ведь эти заработки не постоянны, — говорил через полчаса Вадик, с аппетитом уплетая только что поджаренные на утюге горячие бутерброды.

— Но все же это ощутимая прибавка к моей стипендии! — заметила Алина.

— А почему ты не живешь у Зуевых? — поинтересовался Ефремов. — Они же твои родственники, а Ритка и Клавдия Елисеевна в тебе души не чают.

— Да, верно, — девушка согласно кивнула. — Если бы они узнали, что я вот так завтракаю и обедаю, готовя на утюге, то, конечно, закатили бы мне скандал и силой привезли бы к себе. Но я хочу быть свободной и независимой! — она гордо подняла голову.

— Ах да, я и забыл, что передо мной последовательница идей мадемуазель Коко! — Вадик дурашливо склонился в поклоне.

— Не юродствуй, пожалуйста! — одернула его Алина. — Я действительно хочу всего достичь собственным трудом, а не за счет богатой родни.

— Ладно, не сердись, подружка! Я не хотел тебя обидеть, — Вадик дружески похлопал ее по плечу.

Они помолчали.