Любовь на спор. Дилогия - [44]

Испуг мазнул невесомым перышком изнутри, я напряглась, задержав дыхание.

— К-костя… — сорвался с губ хриплый шепот.

— Ш-ш-ш, — перебил он, продолжая неторопливо и аккуратно связывать мне руки, обжигая дыханием шею. — Викуль, ты ведь знаешь, ничего плохого не будет… — от бархатистых ноток в его голосе по спине скатилась змейка щекочущих мурашек.

Я прерывисто вздохнула, поерзала, прислушиваясь к ощущениям. Беспомощность. Волнение. Возбуждение. Капелька неуверенности и нервозности, как щепотка жгучего перца. И… Ожидание. Пряное, терпкое, разливающееся по венам густым вином. Северов между тем закончил, его ладони скользнули по плечам, окончательно снимая халат, переместились на грудь. Мягко помассировали, обняли, и горячие губы жадно захватили в плен напряженную вершинку. Я тихо охнула и выгнулась, связанные руки дернулись в неосознанной попытке высвободиться, запустить пальцы в волосы Кости и притянуть ближе. Тело напряглось, как струна, по коже брызнули горячие искры, когда умелый рот глубоко втянул твердую горошину соска. С губ сорвался возглас, а между ног словно вспыхнуло маленькое солнце, обжигая, пульсируя, заставляя нетерпеливо ерзать.

Язык Северова медленно обвел вокруг, слегка прижал к зубам, и я подалась вперед, безмолвно выпрашивая еще и еще, связанные руки и собственная беспомощность отошли на второй план. Наоборот, так восхитительно оказалось отдаться во власть мужчине, который определенно знал, как доставить удовольствие партнерше, и предпочитал все делать сам. Находка, а не любовник… Ладони Северова переместились на мою попку, поглаживая и чувствительно пощипывая, он покусывал и посасывал ноющий сосок, мешая боль с удовольствием, и я извивалась на его коленях, умирая от нетерпения. Хотелось его руки везде, почувствовать прикосновения между ног, к давно мокрым складочкам, среди которых пряталось средоточие наслаждения. Низ живота скручивало судорогой желания, я сходила с ума от невозможности ощутить Костю внутри и удовлетворить наконец грызший чувственный голод.

А Северов не торопился. Оставив в покое набухшую, влажно поблескивавшую вершинку, он осторожно подул, добавляя контраста в переживания, и я не удержала тягучего стона, снова выгнувшись и запрокинув голову. Погруженная в собственные эмоции, смутно расслышала тихий смешок и хриплый, довольный голос:

— Как же мне нравится слушать тебя, Викуля… А давай, еще?

И этот… провокатор, чтоб его, со знанием дела приступил ко второй груди, пока его ладони продолжали блуждать по попке, поглаживать бедра, массировать ягодицы, то и дело раздвигая их, но… Самое желанное местечко так и оставалось без внимания. Я не выдержала, развела колени еще шире и тихонько захныкала:

— Ко-ость…

Он оторвался от вдумчивого изучения напряженной вершинки, шумно выдохнул и мурлыкнул:

— Да-а-а, строптивая моя? Что-то хочешь?

Выражению его лица, когда я посмотрела сквозь ресницы, мог бы позавидовать Чеширский кот, такое оно было довольное. Но мне уже плевать, как там меня называют, плевать на связанные руки и собственную осторожность. Оказываясь наедине с этим мужчиной, я теряла здравый смысл, едва он прикасался ко мне, и глупо отрицать правду. Другой вопрос, что конкретно в этот момент она меня совершенно не волновала. Стиснув связанные руки в кулаки, я распахнула глаза и встретила его взгляд, шальной, предвкушающий и наполненный желанием. Тело как молния прошила, мышцы сжались, послав разряд удовольствия. Хотелось принадлежать ему до последней клеточки, чувствовать, как он двигается внутри…

— Д-да, — выдохнула я, изогнувшись и совершенно бесстыдно подавшись бедрами вперед. — Тебя… там…

От порочной, безумно чувственной усмешки низ живота свело в болезненном спазме, я сглотнула совершенно сухим горлом. А Костя мучительно медленно провел пальцами, едва касаясь, по внутренней стороне бедра и тихим, властным голосом произнес всего два слова:

— Смотри на меня.

А потом наконец коснулся изнывавшей, истекавшей от желания плоти. Раздвинул складочки, скользнул внутрь, намеренно обойдя вниманием чувствительную точку, и я всхлипнула, прикусив губу и задрожав от напряжения. Перед глазами плыло, между ног горячо пульсировало, отдаваясь во всем теле, и все это накладывалось на острое ощущение беспомощности и зависимости от Северова. Он мог делать со мной, что захочет, а мне оставалось лишь покорно принимать. И самое волнительное и тревожное, что мне это нравилось, я хмелела от нового, непривычного чувства, как адреналиновый наркоман наслаждается риском. Костя пугал и одновременно притягивал, и сейчас я не могла сопротивляться, да и не хотела. И откуда-то знала, что в происходящем нет ни капли магии, кроме разве что пресловутой химии.

Пальцы Северова между тем неторопливо перебирали, поглаживали, дразнили легчайшими прикосновениями, заставляя бедра двигаться в такт и раскрываться шире, вымаливая ласку ощутимее. То, что он смотрел прямо в глаза, видел все, что со мной творилось, заглядывал в самую душу, придавало эмоциям легкий оттенок смущения. Хотя лицо и так горело совсем от других переживаний… Я послушно подставлялась под его руку, запалено дыша и не смея отвернуться, закрыть глаза, шалела от шквала обрушившихся ощущений и хотела еще, не в силах насытиться. Костя же нарочито медленно обвел горевший огнем бугорок, мягко нажал, не отрывая от меня жадного, голодного взгляда, и я захлебнулась криком, выгнувшись от вспышки непереносимого удовольствия, готовая вот-вот соскользнуть в пропасть без дна…