Любовь на Изумрудном рифе - [2]

Тоби неуверенно глотнула воздух.

– Я думала, он полностью выздоровел.

– Да, – снова вздохнул Марк. – По крайней мере так, как может выздороветь человек, прикованный к инвалидному креслу.

– К инвалидному креслу?! – Тоби повернулась к нему, глядя на него широко раскрытыми глазами. Она не могла в это поверить. – Роберт – инвалид?!

– Дорогая, не говори о нем так, прошу тебя... – мягко сказал Марк. – Не надо так о моем брате, ладно? Роберт не инвалид, во всяком случае так он говорит о себе. Он просто... просто не может свободно передвигаться.

Тоби почувствовала, что смертельно бледнеет. Все, что она могла сделать сейчас, – это отвернуться от Марка, хотя ей хотелось молить его, чтобы он взял свои слова обратно. Она ничего не могла сказать. Ведь она никогда не признавалась Марку, что знакома с его братом. То, что рассказал Марк, потрясло ее. Но нужно было как-то перенести страшную новость. Тоби не могла себе представить то, что, оказывается, случилось с Робертом. Перед глазами вставал образ того человека, которого она знала раньше. Роберт – в инвалидном кресле! Роберт потерял способность ходить! Это Роберт, который так любил гулять пешком и ездить на машине, плавать и танцевать...

– Конечно, об этом мало кто знает, вот я и решил предупредить тебя. – К счастью, Марк сейчас не смотрел в ее сторону. – Именно Роберт настаивает, чтобы по возможности это держалось в тайне. Знаешь, он ненавидит, когда его жалеют... А можешь представить, какая была бы реакция во всем мире, если бы узнали, что Роберт Лэнг стал калекой в результате автокатастрофы?.. Вот почему он и купил Изумрудный Риф – прятаться от людей. А вовсе не потому, что решил больше времени уделять живописи.

Тоби чувствовала, что теряет последние силы. Ее тело обмякло в кресле и ноги стали ватными. Она не могла поверить Марку, просто не могла... И хотя то, что она услышала, объясняло многое, еще немало вопросов оставалось без ответа.

– Во всяком случае, сейчас дела обстоят не так плохо, – задумчиво продолжал Марк. – То есть он по-прежнему пользуется креслом, но может передвигаться и без него. Сейчас он уже довольно хорошо ходит, опираясь на палки. Конечно, он не кричит об этом во всеуслышанье. Ему и так очень трудно, понимаешь? Я же сказал, Роб терпеть не может, когда его жалеют...

Только сейчас обратив внимание на то, что после ужасной новости Тоби не произнесла ни слова, Марк повернулся к ней. Увидев ее бледность, он скорчил гримасу.

– Ну-ну, дорогая, – снисходительно сказал он, – не надо принимать все это так близко к сердцу. Я знаю, что ты его поклонница и все такое, но, в конце концов, беда не повлияла на его творчество. А это главное, правда? Ты видела его последнюю выставку. Его талант так же ярок, как прежде.

Тоби понимала, что надо что-то сказать, и с трудом выдавила из себя:

– Нужно было рассказать мне об этом раньше, Марк. Я не знаю, что тебе ответить...

– Какая разница! – ответил Марк с ноткой раздражения. – Брось! К нам это не имеет отношения, правда? Я просто не хотел, чтобы ты... ну, сказала что-нибудь, о чем могла бы потом пожалеть.

– Пожалеть? – тихо переспросила Тоби и вдруг подумала, что надо было послушаться Лауру.

– Да, когда в первый раз увидишь его в инвалидном кресле... – мягко пояснил Марк. – Я бы не хотел, чтобы он тебя обидел. Роб может быть чертовски ядовитым с людьми, которые проявляют к нему сочувствие.

– В самом деле?

Нет, это уж слишком! Знай она все это до отлета из Лондона, никогда не согласилась бы на поездку. А почему – и сама не могла бы объяснить... В том, что касалось ее и Марка, не изменилось ровным счетом ничего. Но теперь поездка может стать для нее просто мукой, нежеланным и непрошеным воспоминанием. Да, она верила, что ее чувства к Роберту умерли три года назад, когда она лежала на операционном столе. И все равно очень не хотелось вызывать эмоции, которые могли доставить ему только горечь.

– Ты знала об аварии, – снова начал Марк.

Ей удалось кивнуть. Было бы глупо отрицать, что она знала. О несчастье с Робертом писали во всех газетах, а, как правильно сказал Марк, она была его поклонницей. – Ну, все это давняя история, – продолжил Марк и, теряя терпение, повторил: – Не понимаю, почему ты принимаешь все это так близко к сердцу. В конце концов, Роб сам виноват... Как всегда, он слишком быстро гнал машину. Эта его проклятая машина... – он покачал головой. – Кому нужен автомобиль, который может делать почти двести миль в час на дорогах, где предел скорости – семьдесят?

Тоби судорожно проглотила слюну.

– Ну, некоторым нравятся спортивные автомобили, – слабым голосом произнесла она. – Иногда совсем неплохо прокатиться с ветерком... – Тоби ясно увидела перед собой «порше» Роберта. А потом в памяти всплыла та последняя, ужасная ссора, после которой он яростно хлопнул дверцей машины и умчался...

– Если бы тебе пришлось самой латать и клеить людей после аварий, ты бы не рассуждала так легкомысленно, – заметил Марк с возмущением. – Мы насмотрелись на них в больнице. Совсем молодые – юноши, девушки... Обычно у них слишком много лошадиных сил под капотом и слишком мало серого вещества под черепной коробкой. Теряют ногу, или руку, или зрение. И это еще счастливчики. Наиболее вероятный исход – паралич, и поверь мне, это не самое приятное зрелище.