Любовь - [61]

Сначала я пошла по Раковской прямо к площади Славейкова — просто по привычке. Но как только я очутилась в зоне кафе, я круто свернула на Аксакова, потом на Гурко и пошла к парку. Именно сейчас я не могла бы разговаривать с ребятишками из заведений. Мое лицо не соответствовало бы их лицам. В лучшем случае я могла бы объясняться с ними знаками, вроде как по азбуке глухонемых. Но зачем повергать их в недоумение?

Было только семь часов, а свидание со Стефаном № 2 было у меня назначено на восемь — на Орловом мосту, прямо посередине. Значит, я могла пройтись по парку до пруда и к назначенному времени вернуться на мост.

За время этой часовой прогулки я снова перебрала в памяти все, что случилось со мной за этот год, начиная с провала на конкурсе в Медицинскую академию и кончая последними сумасшедшими днями. Я не хочу сказать, что я была в отчаянии, ничего подобного, но я вдруг почувствовала, что кожа у меня словно бы задубела. Понимаете, как если бы кого-то долго обжигало солнцем и обдувало ветром — кожа у человека все та же, но она может теперь перенести намного больше, чем переносила раньше. Мне непременно хотелось бы дать вам понять, как, гуляя в тот вечер по парку, я в первый раз ощутила это новое состояние своей кожи и почувствовала, что мне в ней очень хорошо. Хорошо! — именно это я прежде всего и хочу сказать.

Пора уже — мои записки приближаются к концу — признаться, что в двух-трех местах я приврала. Я не скажу вам, где, потому что это ничего не меняет по существу. Внесу только одну поправку.

Мне кажется, вы должны знать, а может, вы уже и догадались, что Стефан и Ирина — не настоящие имена моей тетки и ее конспиратора — это их подпольные клички. Они не настоящие, но в то же время и настоящие. Подумайте, разве я могла бы рассказать их историю, называя их какими-то другими именами?

Совершенно необходимым оказалось также изменить имена мальчика Стефана и девочки Ирины. Это ясно как день. Я единственный человек, посвященный в их тайну. Не изменив имена, я не могла бы рассказывать вам о них... А именно эти имена я дала им, потому что... Но объяснять это нет нужды, каждый догадается и так.

Радисту было все равно, какое имя я ему дам. А назвала я его Стефаном потому, что мне думается, будто между ним и тем давним другом Ирины всегда было что-то общее. Я просто убеждена в этом.

Единственный настоящий Стефан — это журналист. Его действительно так зовут, и тут уж ничего не поделаешь.

Он уже ждал меня, когда я подходила к мосту. На несколько минут я все же опаздывала. Уже выйдя из парка, я увидела, как к машине подошел милиционер. Я замахала рукой, но Стефан меня не заметил. Машина тронулась, милиционер откозырнул ей вслед. Ясное дело, кто же разрешит поджидать на мосту опаздывающих девиц.

Почему-то я ужасно испугалась, когда увидела, как машина Стефана отъезжает на большой скорости. Я вдруг почувствовала, что я на этом мосту совершенно одна. Наверное, нервы у меня совсем расшатались, если я так расстроилась из-за пустяка. Дело ведь не в том, что я не знала, как вернуться в дом отдыха, — я могла бы взять такси. Но я вдруг почувствовала себя покинутой. Я вам говорила уже, как резко у меня меняется настроение. Тогда, на середине моста, меня чуть ли не шатнуло от ужаса, словно эта машина и этот человек исчезли навсегда; я ничего вокруг себя не видела. В каких-то сантиметрах от меня мчались друг за другом десятки машин, но я стояла будто не на мосту, а в каком-то безлюдном месте, совершенно одна, и единственной моей надеждой было, что Стефан с машиной все же появится и увезет меня. Я точно ослепла, я вся сосредоточилась на ожидании, на охватившем меня страхе.

Все мысли о моей задубевшей коже испарились, будто их и не было — словно они могли существовать лишь постольку, поскольку я знала, что меня кто-то ждет. А как только я почувствовала себя брошенной, вся моя уверенность в себе растаяла и меня охватило отчаяние.

Это ощущение было настолько сильным, что, когда машина Стефана остановилась рядом со мной и открылась дверца, я шагнула внутрь, не видя Стефана, и выражение лица у меня, наверное, было самое дикое... Единственное, что мне надо было сейчас сделать, это сесть в машину и захлопнуть за собой дверцу. Это я и сделала и, помню, немного пришла в себя только возле Университета, когда мы затормозили перед светофором. Стефан, вероятно, понял, что я не в себе, потому что ни о чем меня не спрашивал. У светофора я повернулась к нему и попыталась улыбнуться.

— Добрый вечер, — сказал он.

Я лишь кивнула в ответ.

— Возвращаемся... домой в горы?

— Да, — ответила я тихо.

Не знаю почему, но мне очень хотелось, чтоб он понял, как я ему благодарна, бесконечно благодарна. Но чтоб я ничего ему не говорила, а он сам бы понял... Я не сказала ему тогда, как я испугалась, увидев его отъезжающую машину... И никогда не скажу.

В молчании мы проехали полгорода и выехали на шоссе, ведущее на Витошу. Похолодало, и, наверное, от этого я приободрилась.

— Повидались с тем юношей? —спросил он.

— Да... Он женился.

Стефан ничего не сказал, только покачал головой и улыбнулся.