Любовь - [30]

— Я с ним не знаком... Откуда я знаю, что он за человек. Тридцать два года... Вообще весьма подходящий для женитьбы товарищ. Есть квартира, уже целиком выплачена.

— А он знает, что ему предстоит стать... отцом?

— Она говорит — знает...

— Ну что ж, молодец... И вы тоже. Вполне современные молодые люди. Самое главное — ребенок. Так ведь? А ваш он или не ваш, вопрос второстепенный. Вы готовы протянуть руку помощи. Очень трогательно. До слез... А потом всю жизнь будете тыкать ей в нос, что вы ее спасли... Ну ладно, вас еще можно понять, влюбились в эту Ирину по уши и ничего не соображаете. А тот тип... инженер?

— Она ему очень нравится, и он готов на все.

— Такие истории всегда кажутся мне подозрительными. Кто знает, что у него на уме. Вы должны это выяснить!

— Что же я могу сделать? Она мне его не показывает. Если б не больница, я бы проследил за ней, узнал... Вообще, если б я не был болен, и проблемы бы не было: появись даже какой-нибудь тип, я б уж сумел с ним справиться. Словом, выход у меня один — сбежать из больницы.

— Глупости... Это самый верный способ снова туда попасть. А если вылежать до конца, вы избавитесь от болезни раз и навсегда.

Стефан задумался. Погрузился в размышления. Наконец он сказал:

— Вы правы... Пока я просто развалина. Эта температура жутко действует на нервы... Сейчас я гожусь только на то, чтобы закатить истерику. И больше ни на что!

Он действительно был взволнован. Рука с сигаретой дрожала.

— Ну-ну, — сказала я, — ладно, она вам устраивает истерики, но вам-то эти женские штучки не пристали. Возьмите себя в руки! Через два-три месяца вы будете здоровы как бык.

Видите — я снова положила свою прохладную ладонь на его горячий лоб. И моя рука опять излучала спокойствие. Что поделаешь — приходится придерживаться роли, которую ты имела глупость раз избрать.

Он посмотрел на меня. Потом улыбнулся. Криво, но все-таки улыбнулся. Да и как еще ему улыбаться, когда заварилась такая каша? Никакое чувство юмора тут не помогало. Другое дело, если бы Стефан был здоров, если б эта болезнь не засела у него в легких. Тогда в один прекрасный день он, может быть, и понял бы, что не так уж он влюблен, и они бы с этой девушкой благополучно расстались — она бы отправилась к инженеру с квартирой, а он — своими путями. Но он болен, а эти больные, как я уже сказала, страшно накручивают себя, живут одними фантазиями и, проводя долгие часы в постели наедине со своими мыслями и воспоминаниями, внушают себе бог весть что. Интересно, какие воспоминания связывают его с этой девушкой? Все равно. Ясно, что сейчас он исполнен железной уверенности в том, что она была, есть и будет его единственной в жизни любовью. И никто не мог бы его в этом разубедить. Впрочем, может быть, это правда, может, она и останется его единственной любовью...

— Сколько Ирине лет? — спросила я.

Он взглянул на меня, словно впервые задумался о том, сколько же лет мне.

— Девятнадцать.

— Ну вот, — сказала я, — и мне девятнадцать. Никакой разницы.

Это была попытка снять руку с его лба.

Он снова оглядел меня, словно другими глазами. И улыбнулся. Видно, сообразил, что в этой ситуации есть и что-то смешное. Я тоже улыбнулась.

— Вы — иное дело, — сказал он тихо.

В этот миг я непременно должна была почувствовать самую пылкую благодарность — так нежно прозвучал его голос. Но я ощутила и горечь.

— Кто знает — иное или нет... — сказала я тоже тихо.

Мы помолчали, не глядя друг на друга. Смотреть друг на друга стало как-то неловко.

— У вас есть друг? — спросил он, с интересом рассматривая кофейную чашечку.

Я кивнула. Мне стало смешно. Все же я решила ответить:

— Есть... Он радист на пассажирском самолете. Только мы редко видимся...

И я рассказала историю о радисте, которая вам уже известна.

Не знаю почему, но именно тогда я впервые поняла, что история эта довольно бессмысленная. Рассказывала я ее нехотя и почти грустно.

— Это хорошо, — сказал он. — Мне кажется, что этим людям... вообще летчикам и всем, для кого летать — это профессия... и стюардессам — им всем можно довериться. Надежные люди...

Я согласилась с ним. Похоже, что это действительно так. Наверное, я потому и придумала себе радиста. А то из-за чего бы еще? Сама я ни с одним таким человеком не знакома. Только одна моя одноклассница стала стюардессой. Славная была девчонка. И неглупая. Но я давно ее не видела, и каким человеком она сделалась после школы, сказать трудно. Но эта профессия — летучая — должна облагораживать. По крайней мере я так думаю.

ГЛАВА XV

Снова наступил вечер в доме отдыха. Все повторялось — завтрак, обед, ужин... И такое надо выдержать целых двадцать дней. Вряд ли я сумею, думала я, собираясь спуститься к ужину. И не почему-нибудь, а потому, что я, видно, не совсем такой человек, как все прочие. Приехала я сюда с одним желанием — пожить спокойно, подумать на свободе, чтобы вернуться потом в любимую столицу со здоровыми нервами и здоровыми мыслями. Но я обладаю невероятной способностью впутываться во всякие истории. В самом деле, на второй же день я организовала себе свиданку со Стефаном № 2, и теперь у здешнего общества есть, по всей вероятности, собственное мнение по данному вопросу. Как я уже сказала, мне это было до лампочки, я свободный человек и могу делать все, что душе угодно, но придется просто из-за того, что я обедаю и ужинаю с этими людьми, выслушивать некоторые весьма «тонкие» намеки... В этом есть, правда, и известный плюс. Мне не будет скучно.