Любовь - [13]

Сейчас я подумала о том, имею ли я право тебе это говорить. Словно старая волчица учит молодого волчонка кусаться. Не слишком ли я зла?

Могу ответить только одно — здесь, на этой земле, задавать такой вопрос совершенно неуместно.

Если кто-нибудь при других условиях так бы озлобился, я заподозрила бы его в человеконенавистничестве. Впрочем, ты знаешь, я говорила это тебе много раз: мы должны уметь объяснять себе поступки других людей. Наш прекрасный мир слишком разнообразен, поэтому мы должны научиться смотреть на него с разных точек зрения. Когда я была там, с тобой, я начала было умиляться собственной доброте, однажды мне пришло даже в голову, что я демонстрирую терпимость и добродушие, чтобы преодолеть другой комплекс, — комплекс «старой девы». Но уверяю тебя, ни на секунду я этого комплекса не ощущала. А добродушной я стала потому, что двадцать лет этому училась. Научившись до этого быть злой.

Означает ли это, девочка, излишнюю гибкость? Или — отказ от собственной личности? Думаю — нет. Думаю, что это означает владеть оружием для любого времени.

Я стараюсь писать тебе об этом как можно более осторожно и точно. Потому что можно задать и такой вопрос: зачем нам оружие? Не можем ли мы предоставить его другим, а сами будем шествовать по этому миру, вдыхая аромат цветов и имея лишь одну заботу — кому бы подарить свою любовь? Это страшно заманчиво. Должна тебе признаться, в моей жизни были дни, когда я чувствовала себя способной только на то, чтобы одаривать любовью. И — ты это знаешь — мне было кому ее дарить. Я хочу сказать, что можно дарить любовь всем и в то же время — одному! Тогда я действительно была украшена цветами и распространяла аромат доброты и любви. И мне особенно приятно вспоминать об этом времени сейчас, когда я снова обрела способность ненавидеть, притом ненавидеть действенно.

Вот, собственно, и ответ. Ты должна быть готова, мы все должны быть готовы ко всяким временам.

Милая мурашка, надеюсь, что, как ни новы для тебя эти мысли, ты их поймешь или по крайней мере будешь держать их про запас до той минуты, когда они тебе понадобятся. Дело в том, что я смотрю сейчас на мир другими глазами, настроена на другую волну, потому что, когда участвуешь в борьбе, она забирает тебя всю, целиком, до конца. Пока борьба идет! И — если ты в ней участвуешь!

Я уверена, что это письмо покажется тебе неожиданным и странным. Ты знаешь меня совсем другой. Слишком недолго мы с тобой были близки. Раньше ты была маленькой. И если это письмо может тебе чем-то помочь, так это тем, что ты взглянешь на некоторые явления и с другой стороны. Ведь самое большое преимущество и самый большой недостаток юного возраста — односторонность. Если у тебя нет побочных соображений, ты можешь твердо отстаивать какую-либо истину. Но в то же время ты лишен возможности видеть эту истину во всем ее богатстве и прекрасной многосторонности. В этом виноват только возраст, и ничто другое.

Будет! Хватит мудрствований. Ты не нуждаешься в напутствиях. В твоей жизни все будет сложно, потому что у тебя есть характер. Но это в тебе и хорошо. Во всяком случае, я за тебя не беспокоюсь, я знаю, что ты будешь счастлива. Это, в сущности, и есть то главное, что я хотела тебе сказать».

Это — письмо Ирины, без нескольких последних строк, в которых она меня целует и сообщает мне свой адрес.

ГЛАВА VII

Как видите и как говорит сама Ирина, письмо действительно странное. Впрочем, для нее, насколько я ее знаю и насколько я ее понимаю теперь, написать такое письмо было вполне естественно. Но для такого человека, как я, у которого переживаний так мало и они такие заурядные и постные, это письмо было чем-то необыкновенным. То есть дело в том, что оно как раз все меньше и меньше кажется мне каким-то особенным, словно моя Ирина сумела привить мне что-то свое, и, как это ни чудно́, я много раз ловила себя на том, что думаю, как она, или по крайней мере, вспоминая истории из ее жизни, до такой степени вживаюсь в них, что, я уверена, могу теперь пересказывать и объяснять их более точно и более ясно, чем она сама. А очень важно, чтоб эти истории были рассказаны, я, собственно, потому и села писать и, как вы, может быть, поняли, с самого начала стремлюсь поскорее начать рассказывать об Ирине. Но то, что происходило в доме отдыха, мне тоже надо было себе уяснить, потому что, как вы увидите и дальше, моя необузданная фантазия находилась в то время в прямой связи с моими приключениями в доме отдыха, там она почувствовала себя на свободе, там я в первый раз ощутила, что я, Мария, существую в этом мире, что у меня есть характер и что все, чему предстоит со мной случиться, будет зависеть только от меня и от моей инициативы. Это заявление может вам показаться слишком самонадеянным, но я уже известна своим «биологическим нахальством», так что терять мне нечего.

Итак, в то утро, проснувшись, я перечитала письмо Ирины и потом долго лежала в постели и думала. Было еще очень рано, что-то около шести. Не всегда приятно просыпаться рано. Иной раз хочется поваляться в постели и побыть наедине с собой часок-другой, пока не пора будет вставать, а иногда в самом начале вспомнишь какую-нибудь нелепую историю, она потянет за собой другую, вытянет целую цепь неприятностей, потом надо вставать с этой цепью и весь день таскать ее на себе, так что день у тебя будет пропащий и ты с нетерпением будешь ждать ночи, когда сможешь раздеться и вместе с одеждой сбросить с себя и эту цепь. Я, может, немножко утрирую, но вы не обращайте на это внимания, мне просто важно донести до вас свою мысль.