Любовь к жизни. Рассказы - [352]

– Ни совесть, ни тошнота! – фыркнул Малыш. – Еще бы! Такой дивный напиток!

Лора Сибли колебалась. Нелегко ей было себя пересилить.

– Ну? – повелительно сказал Смок.

– Я… я выпью, – ответила она дрожащим голосом. – Давайте скорей!

В тот вечер Смок и Малыш заползли под свои одеяла такие измотанные, как никогда еще не выматывал их целый день езды по самой тяжелой дороге.

– Тошно мне, – признался Смок. – Страшно смотреть, как они мучаются. Но, кроме работы, я никакого средства не вижу, надо его испробовать до конца. Вот если бы у нас был мешок сырого картофеля…

– Спаркинс не может мыть посуду, – сказал Малыш. – Его прямо корчит от боли. Пришлось его уложить в постель, он и лечь-то сам не мог.

– Вот был бы у нас сырой картофель, – повторил Смок. – В этих сушеных и сгущенных продуктах не хватает чего-то самого главного. Из них жизнь улетучилась.

– А знаешь, или я сильно ошибаюсь, или тот парнишка по фамилии Джонс, из хижины Браунлоу, не дотянет до утра.

– Не каркай, Бога ради, – с упреком сказал Смок.

– А кому придется его хоронить, не нам, что ли? – рассердился Малыш. – Что с этим парнем творится, я тебе скажу, просто ужас…

– Замолчи ты, – сказал Смок.

Малыш еще пофыркал сердито и скоро уснул. Смок услышал его тяжелое мерное дыхание.

V

К утру умер не только Джонс, – один из самых сильных мужчин, работавший накануне в числе дровосеков, повесился. И потянулись длинной чередой дни, похожие на страшный сон. Целую неделю, напрягая все силы, Смок заставлял своих пациентов работать и глотать хвойный отвар. И одного за другим, а то и по двое, по трое сразу, вынужден был освобождать от их работы. Он убедился, что физический труд – плохое лекарство для больных цингой. Похоронная команда таяла, а работы у нее не убавлялось, и пять или шесть могил, вырытые про запас в отогретой кострами земле, всегда были наготове и ждали.

– Вы не могли хуже выбрать место для лагеря, – сказал Смок Лоре Сибли. – Посмотрите, ведь он лежит на самом дне узкого ущелья, идущего с востока на запад. Даже в полдень солнце сюда не заглядывает. Вы месяцами не видите солнечного света.

– Откуда мне было знать?

Смок пожал плечами.

– Надо было знать, раз вы повели сотню дураков за золотом.

Она со злобой посмотрела на него и проковыляла дальше. Смок проведал рабочую команду, которая со стонами собирала еловые ветки, а возвращаясь через несколько минут, увидел, что пророчица вошла в хижину Эймоса Уэнтворта, и последовал за ней. Из-за двери он услыхал, что она хнычет и просит о чем-то.

– Только для меня одной, – умоляла она в ту минуту, когда Смок появился на пороге. – Я никому не скажу…

Оба с виноватым видом оглянулись на нежданного посетителя. Смок понял, что тут что-то кроется, и мысленно выругал себя – зачем не подслушал!

– Выкладывайте! – резко приказал он. – Что у вас тут?

– А что вам нужно? – угрюмо переспросил Эймос Уэнтворт.

И Смок не мог объяснить, что ему нужно.

VI

Положение становилось все хуже, все безнадежнее. В этом мрачном ущелье, куда не заглядывало солнце, беспощадная смерть уносила все новые и новые жертвы. Каждый день Смок и Малыш со страхом заглядывали друг другу в рот – нет ли белых пятен на деснах и слизистой оболочке, первого несомненного признака цинги.

– Ну хватит, – заявил однажды вечером Малыш. – Я все сызнова обдумал – и хватит с меня. Может, из меня кое-как вышел бы погонщик рабов, но погонять калек – на это я не гожусь. Им день ото дня хуже становится. Я теперь и двадцати человек не могу выгнать на работу. Нынче я отправил Джексона в постель. Он уже готов был покончить с собой. У него это прямо на лице написано. Никакого толку от работы нет.

– И я тоже так решил, – сказал Смок. – Освободим их от работы, оставим только человек десять. Нам нужны помощники. Пускай чередуются, сменяют друг друга. Хвойный отвар надо продолжать.

– Никакого толку от него нет.

– Может быть, и нет, не знаю, но уж, во всяком случае, он им не вредит.

– Еще один покончил с собой, – сообщил Малыш на другое утро. – Филипс, вот кто. Я уже давно видел, что к этому идет.

– Ну что тут будешь делать! – простонал Смок. – Ты что предлагаешь?

– Кто, я? Ничего я не предлагаю. Пускай все идет своим чередом.

– Но тогда они все перемрут.

– Кроме Уэнтворта, – проворчал Малыш, который давно уже, как и Смок, не выносил этого субъекта.

Уэнтворт был неизменно здоров, словно заколдованный, и Смок только диву давался. Почему Уэнтворт – единственный в лагере – не заболел цингой? Почему Лора Сибли так ненавидит его и в то же время хнычет и скулит перед ним и что-то у него выпрашивает? Что это она у него выпрашивает, в чем он ей отказывает?

Несколько раз Смок нарочно заходил к Уэнтворту в час обеда. Только одно и показалось ему при этом подозрительным – та подозрительность, с какой встречал его Уэнтворт. Затем он попытался расспросить Лору Сибли.

– Сырой картофель вылечил бы вас всех, – сказал он пророчице. – Я знаю, я уже не раз видел, как он целительно действует.

Глаза ее вспыхнули – в них была и вера, и злоба, и ненависть, и Смок понял, что напал на след.

– Почему вы не привезли с собой на пароходе свежего картофеля? – спросил он.