Любовь к жизни. Рассказы - [256]

Субьенков поймал на себе улыбающийся оскал Якаги. Это был, несомненно, Якага: след от хлыста еще виднелся на его лице. В конце концов, Субьенков не порицал Якагу; но ему противно было думать о том, что Якага с ним сделает. Он подумал было, не воззвать ли к милосердию верховного вождя Макамука; но рассудок подсказал ему, что такое обращение будет бесполезным. Затем ему пришло в голову разорвать свои путы и умереть сражаясь. Тогда конец наступил бы скоро. Но он был не в силах разорвать путы. Оленьи жилы были сильнее него. Однако он все время размышлял, и ему пришла другая мысль. Он знаками объяснил, чтобы к нему подозвали Макамука и толмача, знавшего приморское наречие.

– О Макамук, – сказал он, – я не собираюсь умирать. Я – великий человек, и умереть было бы безумием с моей стороны. Поистине, я не умру. Я не похож на всю эту падаль.

Он поглядел на стонущее существо, некогда называвшееся Большим Иваном, и презрительно толкнул его ногой.

– Я слишком мудр, чтобы умереть. У меня, понимаешь ли, есть великое зелье. И так как я не собираюсь умирать, то хочу продать это зелье.

– Какое зелье? – спросил Макамук.

– Это особенное зелье.

Субьенков поколебался одно мгновение, как будто ему было жаль расстаться со своей тайной.

– Я скажу тебе. Если натереть кожу этим зельем – немного, совсем немного, – то кожа станет тверда как камень, тверда как железо, так что никакое лезвие ее не разрежет. Самый сильный удар ножом нипочем этой коже. Костяной нож для нее – все равно что кусок грязи. Она может согнуть концы железных ножей, которые мы вам привезли. Что же ты дашь мне за секрет этого зелья?

– Я дам тебе твою жизнь, – ответил Макамук через переводчика.

Субьенков презрительно засмеялся.

– И ты будешь рабом в моем доме до самой смерти.

Поляк засмеялся еще презрительнее.

– Развяжи мне ноги и руки, давай поговорим, – сказал он.

Вождь подал знак, и освобожденный Субьенков свернул себе папиросу и зажег ее.

– Это пустые речи, – сказал Макамук. – Такого зелья не существует. Его не может быть. Острое лезвие сильнее всякого зелья.

Вождь не верил, но все же колебался. Он видел у браконьеров много бесовских штук и потому не мог не колебаться.

– Я подарю тебе жизнь, и ты не будешь рабом, – объяснил он.

– Давай больше.

Субьенков играл свою роль так хладнокровно, словно он торговался из-за лисьей шкуры.

– Это очень крепкое зелье. Оно много раз спасало мне жизнь. Я хочу за него сани и собак, и хочу, чтобы шестеро твоих людей провожали меня в них по реке и охраняли меня до последней ночевки перед Михайловским редутом.

– Ты должен жить здесь и научить нас всем своим бесовским хитростям, – был ответ.

Субьенков пожал плечами и хранил молчание. Он пускал табачный дым в морозный воздух и с любопытством глядел на то, что оставалось от большого казака.

– А этот рубец? – неожиданно сказал Макамук, указывая на шею поляка, на которой остался синеватый след ножевой раны, полученной во время ссоры на Камчатке. – Зелье не действует. Лезвие было сильнее зелья.

– Эту рану нанес сильный человек. – Субьенков взглянул на него. – Сильнее тебя, сильнее самого сильного из твоих охотников, сильнее его…

И концом мокасина он толкнул казака. Ужасное зрелище! Тот уже потерял сознание, но измученная душа еще цеплялась за растерзанное тело и не хотела его покинуть.

– Кроме того, и зелье было слабее. Ибо в той земле не было тех ягод, какие я вижу в ваших местах. Здешнее зелье будет очень крепкое.

– Я позволю тебе уйти вниз по реке и дам тебе сани, собак и шесть охотников для охраны.

– Ты опоздал, – холодно прозвучал ответ. – Ты оскорбил мое зелье тем, что не сразу согласился на мои условия. Слушай же, теперь я требую больше. Я требую сотню бобровых шкурок. – Макамук кивнул головой. – Я требую сто фунтов сушеной рыбы. – Макамук снова кивнул, ибо рыбы было вдоволь и она была дешева. – Я хочу получить пару саней: одни для меня и одни для мехов и рыбы. И мое ружье должно быть мне возвращено. Если тебе не нравится цена, то – смотри – через некоторое время она еще возрастет.

Якага что-то шепнул вождю.

– Но как я узнаю, что твое зелье – настоящее зелье? – спросил Макамук.

– Это очень легко. Сперва я пойду в лес…

Снова Якага пошептался с Макамуком, который подозрительно покачал головой.

– Ты можешь послать со мной двадцать охотников, – продолжал Субьенков. – Видишь ли, я должен набрать корней и ягод, чтобы сварить из них зелье. Затем, когда ты доставишь сюда сани и погрузишь на них рыбу и бобровые шкурки и ружье и когда ты отберешь шестерых охотников, которые пойдут со мною, – словом, когда все будет готово, – тогда я натру свою шею зельем, вот так, и положу ее сюда, на это бревно. Тогда пусть самый сильный из твоих охотников возьмет топор и трижды ударит меня по шее. Ты сам, если хочешь, можешь ударить трижды.

Макамук стоял разинув рот и упиваясь этим последним и самым удивительным чародейством браконьеров.

– Но после каждого удара, – поспешно добавил поляк, – я должен снова натираться зельем. Топор тяжел и остер, и я не хотел бы, чтобы произошла какая-нибудь ошибка.

– Все, что просишь, будет твоим! – крикнул Макамук, быстро соглашаясь. – Принимайся за свое варево.