Любовь к мятежнику - [52]

— Как глупо было с моей стороны хотеть жену, которая умеет читать и считать.

Мадлен резко обернулась, прижавшись спиной к острому краю конторки. Она знала, что вся кровь до капельки сбежала с ее лица, когда она попыталась проглотить сухой, жесткий комок, застрявший в горле.

— Оказывается, твое таинственное прошлое не ограничивается лишь наследственностью. Скажи мне, Роберт тоже предатель?

Он улыбнулся, но не той прекрасной улыбкой, от которой размягчались ее кости. Эта улыбка была безжалостной и холодной.

— Роберт Блэкхорн так же слепо предан королю, как и ты, но в отличие от старика ты связана со мной в некотором роде уникальными узами — как там сказал священник? Мы одна плоть, Мадлен. Ты моя жена, и, значит, должна быть безоговорочно предана мне.

— А ты шпион и предатель! Как мог ты попрать все законы чести и присоединиться к этим мятежникам? «Сыны Свободы!» Тьфу! Шайка пьяных оппозиционеров, которые слишком ленивы, чтобы заниматься делом.

— Я вполне согласен с твоим мнением о наших местных «Сынах Свободы». Они приносят патриотическому делу больше вреда, чем пользы, но они не представляют собой американское руководство.

— Американское руководство, — усмехнулась она презрительно.

Он приблизился к ней на несколько шагов и спросил:

— Ты знакома с мистером Франклином или губернатором Джефферсоном? Возможно, с генералом Вашингтоном? Нет? Тогда не стоит скоропалительно судить о нас по шайке бездельников.

— Как ты мог вступить в королевскую милицию Джорджии? Ты же участвовал в осаде Саванны. — Она поднесла руку к губам, которые сделались тонкими от гнева. — Значит, ты стрелял своим английским товарищам в спину, в то время как французы и мятежники атаковали с фронта?

Выражение его лица выдало мимолетный проблеск агонии, когда он вспомнил эти мучительные недели.

— Если ты считаешь меня способным на такое вероломство, то я мало что могу сказать, чтобы это опровергнуть. Я послал этому французскому хлыщу д'Эстену сообщение, что Превост укрепляет город, но он отложил нападение. Кровопролития с обеих сторон было достаточно и без того, чтобы я убивал кого-то — британцев или американцев. Боже, неужели ты думаешь, я пришел легко к такому решению?

— Возможно, ты сделал это только для того, чтобы досадить Роберту.

Он задумался над этим.

— Соблазн был велик, но причина не в этом. Я искренне восхищаюсь британской системой законов и правительством — впрочем, как и все те, кто подписал Декларацию независимости. И все же мы не можем построить наше новое правительство по такому образцу. Но мы увещевали слишком долго. Океан чересчур широк, а королевские министры несговорчивы. Наверное, Эдмунд Берк лучше всего выразил наши чувства, когда сказал в парламенте, что англичанин — самое неподходящее лицо на земле, чтобы держать в рабстве другого англичанина.

— Рабстве! Какая чушь. Вы предатели, все вы. — Она упрямо стояла на своем.

Квинтин протянул руку и, схватив ее за тонкое запястье, притянул к себе, не ослабляя своей железной хватки.

— Ты делаешь мне больно! — Она не просила, а лишь выдавила слова сквозь стиснутые зубы, напрягшись в его руках.

Он взял ее лицо в свои руки, заставляя посмотреть на него и встретиться с его взглядом.

— Ты выдашь меня, Мадлен? Так ты сможешь избавиться от мужа, который не принес тебе ничего, кроме огорчений и обид. Роберт, возможно, будет рад увидеть мой конец, бог знает. — Он замолчал, изучая замешательство, отразившееся на ее лице. — Итак, моя пылкая маленькая роялистка, что скажешь? Я ведь не могу приковать тебя к своей кровати. — Он начал гладить ее щеку кончиками пальцев так нежно. — Ты сможешь посмотреть, как они повесят меня.

Мадлен почувствовала слабость, когда картина безжизненного тела Квинта на виселице вспыхнула у нее перед глазами. О, господи! Она никогда не сделает этого, никогда не потеряет его, что бы он ни совершил. Горькая ирония — ситуации не ускользнула от нее, когда она прошептала сдавленным голосом:

— Я никогда бы не смогла желать твоей смерти, Квинт, и к черту политику!

Он продолжал держать ее лицо и опустил голову, чтобы захватить ее губы в страстном, властном поцелуе, словно скрепляя их сделку.

Когда они оторвались друг от друга, оба дрожащие, она сказала:

— Теперь тебе придется, наконец, доверять мне, потому что у тебя нет выбора. Возможно, у меня тоже нет выбора, — добавила она, смыкая пальцы на его руке.

Мадлен встала на цыпочки и коснулась его губ легким, нежным поцелуем. В глазах Квинта было беспокойство, когда он отпустил ее.

— Я должен доставлять эти сведения в Южную Каролину.

— Как долго тебя не будет, Квинт? Сейчас так опасно на дорогах. Если крики узнают, что ты патриот… — Она вздрогнула.

Он мрачно улыбнулся:

— Я ведь кузен Девона Блэкхорна. Это чего-то да стоит. Но, с другой стороны, возможно, он сам выдаст меня им.

— Тебе очень трудно обманывать его, ведь так?

— Да, для меня это самое ужасное. Я страшусь того дня, когда он узнает правду обо мне, а когда-нибудь он ее узнает.

Квинтин отпустил ее и начал собирать бумаги, затем повернулся и сказал:

— Единственный человек в Блэкхорн-Хилле, который знает о моей работе, это Тоби. Ты можешь доверять ему. Больше ни с кем не говори об этом. Ты клянешься, что будешь молчать, Мадлен?