Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - [3]

Он ведь давно знал, что гражданская война неизбежна. Но одно дело знать, а другое – понимать. Он знал, что война начнется, только никак не мог принять этого, даже несмотря на свой опыт в Мексике. Но Мексиканская кампания осталась в далеком прошлом. И теперь, пока его лошадь медленно поднималась вверх по холму, а ветер взметал вокруг облака пепла, он наконец вернулся к реальности. В стране действительно шла война. Воевал его младший брат Билли, офицер Инженерного корпуса, воевал его лучший друг и товарищ по Вест-Пойнту и Мексике. Джордж не помнил, кому принадлежали эти известные слова: «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе…», но только сейчас вдруг понял, насколько они верны.

Он вспоминал две прошедшие недели, пытаясь осмыслить общие настроения в стране и понять свое собственное. Многие северяне, если не большинство, приветствовали события двенадцатого апреля 1861 года чуть ли не с радостью. Для них этот день, когда конфедераты обстреляли форт Самтер, стал окончанием тридцатилетнего противостояния, которое уже давно должно было так или иначе разрешиться. Но сам Джордж никакой радости не испытывал. Если заговорили пушки, с грустью думал он, значит люди доброй воли так и не смогли решить прискорбную гуманитарную проблему этой страны, которая возникла с того дня, когда первые белые поселенцы впервые завезли в британские колонии африканских мужчин и женщин.

К сожалению, эта проблема очень долго считалась неразрешимой и до недавнего времени даже не поддавалась внимательному изучению – так прочны были крепости из пышных речей, окружающие противостоящие стороны. Были и такие, кого она вообще не волновала, кто пекся лишь о собственных интересах и не считал тему рабства достойной обсуждения, а уж тем более не видел в ней никакой угрозы для себя; для них она была не больше чем просто досадной неприятностью, на которую не стоит обращать внимания, как наверняка никто не стал бы обращать внимание на какого-нибудь бродягу, спящего в придорожной канаве.

Но к тому времени, когда начал понемногу закипать котел войны, Америка уже не состояла только из двух противоположных лагерей – фанатиков и равнодушных. Появилось много мужчин и женщин с весьма достойными намерениями, и Джордж причислял себя к ним. Но могли ли они опрокинуть этот котел, залить угли под ним и призвать страну к здравомыслию? Или раскол был уже настолько глубоким, настолько всеобщим, что горячие головы с обеих сторон никогда бы не пошли на примирение? Каким бы ни был ответ, людей доброй воли все равно было меньше, им пришлось отдать решение в другие руки, и теперь расколотая нация воевала.

Орри Мэйн разделял его грусть, когда приезжал в Лихай-Стейшн. Это было всего две недели назад. Орри мужественно преодолел полный опасностей путь от Южной Каролины до Пенсильвании, но оказалось, что неменьшая опасность ждала его в самом доме Хазардов, когда сестра Джорджа Вирджилия, сторонница крайних аболиционистских взглядов, одержимая ненавистью ко всему Югу и всем южанам без разбору, в день его приезда тайно вызвала толпу хулиганов, которых Джорджу пришлось сдерживать с помощью оружия, пока он не сумел вывезти своего благородного друга из города.

А после этого наступила… не то чтобы апатия, нет. Он продолжал заключать новые контракты, беспокоился о домашних проблемах Фентона, каждый день делал сотни дел – больших и маленьких, с одним-единственным исключением. До этой ночи он всячески отгораживался от мысли, что в стране действительно идет война. Огонь и нож разрушили эту стену и заново преподали Джорджу главный урок. К черту дураков, которые безмятежно твердят о том, что война продлится «всего» девяносто дней! Для смерти и разрушений и этого достаточно.

У него вдруг зашумело в голове, появилось противное ощущение в животе. За возведенной им самим же стеной он видел угрозу, от которой пытался спрятаться последние две недели. Эта угроза нависла над жизнями тех, кого он любил больше всего на свете, над бесценной дружбой между его семьей и семьей Мэйн из Южной Каролины, которая строилась с таким трудом и которой он так дорожил. И как бы он ни старался спрятаться от жестокой правды, она все же настигла его. Этот пожар показал, насколько все они хрупки и уязвимы. Как Фентон и те двое и этот дом, в котором они жили, со всеми их страстями, несовершенствами, мечтами о будущем. Ни от них самих, ни от их дома не осталось ничего, кроме пепла, который сейчас преследовал Джорджа, подгоняемый ветром, пачкая его одежду и забиваясь в ноздри.

Лошадь медленно поднималась вверх по склону пенсильванского холма. Уже миновала полночь, наступило первое мая. Зарево этой маленькой семейной трагедии, о которой очень скоро все забудут, такой банальной в своей обыденности и вместе с тем ужасающей в своих душераздирающих подробностях, осталось у него за спиной. Да, отвернуться было легко, труднее было заставить себя не думать об этом.

Джордж тяжело вздохнул и продолжил свои печальные раздумья, мысленно обратившись к двум минувшим десятилетиям.

Впервые узы дружбы между Хазардами, металлургами из Пенсильвании, и Мэйнами, рисовыми плантаторами из Южной Каролины, завязались, когда сыновья из обеих семей случайно встретились на нью-йоркской пристани летом 1842 года. Джордж Хазард и Орри Мэйн в тот день оба сели на пароход, идущий по Гудзону на север, а сойдя на берег, стали новыми кадетами Вест-Пойнта и добрыми приятелями.