Любовь и война - [119]

Однако стоило тронуться с места, раненый застонал от нестерпимой боли. Недолгий путь превратился для Тревиса в страшную пытку. Полковник Гриерсон лично проведал Колтрейна и заверил, что в городе нашли юную леди, которая готова ухаживать за ранеными. Увы, единственного в округе врача убили всего пару недель назад. Но эта дама согласилась приютить у себя Тревиса и позаботиться о нем. Хижина у нее тесная и ветхая, но там найдется лишняя кровать. Треиису ничего не оставалось как поблагодарить – в любом случае это лучше, чем валяться на земле, с седлом вместо подушки.

Поначалу Бонни Пелхэм очень понравилась Тревису. Удобно устроившись с ее помощью в постели, он огляделся.

– Вам нравится моя хижина? – спросила хозяйка. – Мы с мужем построили ее сами Нам, правда, соседи помогали. Но потом Билл-Боб ушел на войну, а там его убили.

Колтрейн не спеша пил воду, глядя в большие карие глаза.

– А ты не похожа на убитую горем вдову, – заметил он.

– Ох, да разве вы не знаете, как у нас заведено? – отвечала Бонни. – Здесь, в горах, никто не спрашивает, хочешь ты замуж или нет. Просто родители договариваются обо всем заранее. И я знала, что стану женой Биллу-Бобу, еще задолго до нашей свадьбы.

– Так ты его не любила?

– Не знаю! – пожала молодка плечами. – Мне и про любовь-то ничего не ведомо. Меня учили, что приличной девице положено прилично выйти замуж, да рожать детей, да заботиться о муже. Так я и собиралась поступить, да только Билли-Боб ушел и нашел свою погибель – и теперь я, почитай, самая молодая вдова в наших горах…

Продолжая суетиться, она ни на миг не умолкала, рассказывая про то, как делала клейстер из муки с водой, чтобы заклеить бумагой щели в стенах и сохранить в хижине тепло зимой. Что вот то кресло в углу вырезал из дуба ее отец. А вот этот туалетный столик сделал сам ее супруг из вишни – да только та вишня совсем выцвела. И вот ту скамью тоже он сделал – из гикори[13]. И веник в углу – из веток гикори тоже.

– А вы видели мои занавески? – горделиво восклицала она, расправляя грубую ткань. – Я выткала их сама из льна, который сама пряла и трепала. И выкрасила их тоже я – синей краской, которую наварила из хинного дерева. Я даже сама сделала это одеяло, что на вас, из хлопка, который мой папаша вырастил. А вон тот плед? У папаши было много овец – пока вы, янки, не пришли и не забрали их, – и мы с мамашей целыми днями чесали да пряли их шерсть. А простыни, на которых вы лежите? Кто, по-вашему, сделал их, если не я? Да и тюфяк я набивала вот этими самыми руками – уж и не упомню, сколько гусей пришлось для него ощипать, и все до одного были злющие-презлющие!

Тревис внезапно подумал, не рано ли он обрадовался, что попал сюда.

– С чего это ты все мне выкладываешь? – полюбопытствовал он.

– Ну, как же, я теперь вдова, – с детской непосредственностью заявила Бонни. – И надо мне нового мужа присмотреть, да поживее – это папаша мне велел. Папаша еще сказал, что неприлично просто так держать в доме солдата, даже если он раненый и я его лечу. Вот я и решила, что любому одинокому янки, что попадет сюда, не помешает взять в жены вдову, которая управляется с такой роскошной хижиной, как моя!

– Ну что ж, может, когда-то сюда и забредет такой янки. – И Тревис, закрыв глаза, взмолился о скорейшем выздоровлении.

Он чувствовал, что хозяйка сидит возле кровати и не спускает с его лица простодушного взгляда. Приподняв повязку, она осмотрела рану, слегка поморщившись.

– Придется наложить бальзам на рану. И вам надо лежать не двигаясь, не то опять пойдет кровь.

Бонни извлекла из банки какую-то вязкую, дурно пахнувшую массу и принялась усердно мазать ею рану. Тревис невольно скривился от боли. Но вот хозяйка покончила с бальзамом и поменяла повязку.

– А теперь я приготовлю для вас что-нибудь вкусное. Как насчет куриного бульона? Как только он начинает кипеть у меня в кастрюле, сюда сбегаются все солдаты, учуяв запах!

Капитан покорно кивнул. Наверное, готовит она неплохо.

Так оно и вышло. Бульон оказался превосходным, к тому же впервые за долгое время ему довелось отведать домашней еды. Бонни даже принесла свежего молока, которое охлаждалось в горном ручье неподалеку. С каждым глотком Тревис чувствовал, как к нему возвращаются силы. Может быть, выздоровление и вправду не затянется.

Хозяйка уселась на краю кровати и внимательно посмотрела на него.

– Что это ты меня разглядываешь? – раздраженно спросил Колтрейн. Хотя Бонни нельзя было назвать уродиной, ее широкая улыбка почему-то напоминала волчий оскал.

– Я отлично знаю, как сделать мужчину счастливым, – многозначительно заявила она, погладив капитана по лицу. И тут же засмеялась: – Между прочим, такой красавчик впервые заглянул в наши места. Какие чудные глаза! Не то, что голубые и не то что серые. Да и все остальное у тебя что надо.

Тревис неловко заерзал в постели:

– Ты бы не могла позвать сюда Сэма Бачера? Мне необходимо с ним повидаться.

– Не забывай, я буду рядом – только позови, – снова осклабилась она.

Оставшись наконец в одиночестве, Тревис с чувством выругался в потолок тесной хижины. Следует убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Какой приказ получил отряд? Сэму следует разузнать у полковника Гриерсона. Колтрейну не терпелось поскорее вернуться в строй. А может быть, еще сильнее ему не терпелось попасть в те места, где можно будет что-то разузнать про Китти. Но Тревис не желал себе в этом признаваться.