Любовь и шпионаж - [65]

Нечто подобное было и в Лондоне: я уже говорила, что лорд и леди Маунтстюарт любили устраивать у себя концерты и самодеятельные спектакли, ставили «живые картины», в которых я участвовала в роли буколических пастушков или влюбленных юношей. На эти спектакли, устраиваемые обычно после бала, приглашался весь «цвет» Лондона.

Да и с Лизой мы иногда, дурачась, переодевались в мужскую одежду, а Боб Уэст – в дамское платье, чем вызывали переполох среди прислуги и смешили до слез добрую тетушку Лилиан.

Чтобы меня не выдал голос, я обычно старалась говорить хрипловатым баском. Впрочем, на этот раз мне придется разговаривать немного, но вот откуда в Париже взять мужскую одежду? Не покупать же костюм в магазине готового платья!..

Правду говорит пословица: «Утро вечера мудренее». Проведя беспокойную ночь, не переставая думать о завтрашнем дне, я в конце концов нашла выход: утром администратор отеля сообщил мне адрес театрального салона-ателье, где актерам и актрисам за небольшую плату давали напрокат костюмы к любой пьесе любой эпохи.

Без труда разыскав заведение, я обратилась к хозяйке салона, полной, солидной даме с пышной прической:

– Мадам! – сказала я. – Мне нужен на один вечер мужской костюм для участия в любительском спектакле. Не сможете ли вы мне помочь?

– О да, конечно, мадемуазель, это наша профессия, – затараторила дама, – мы подберем для вас любой гардероб по вашему вкусу. Смею вас уверить, из вас получится очаровательный молодой человек! Каким персонажем вы собираетесь стать? Аристократом, буржуа, военным или, может быть, из низших слоев населения?

– Нет-нет, – возразила я. – Мне нужен обычный современный костюм.

– Понимаю, мадемуазель, мы сделаем для вас. В нашем костюме вы будете иметь потрясающий успех! Какой оттенок вам желательней, – темный или посветлей?.. Одну минуту, мадемуазель!

Она тут же вызвала двух мастериц, которые, не переставая говорить мне комплименты, стали примерять мне то одну, то другую вещь, пока не остановились на простеньком обиходном коричневом костюме, не бросающемся в глаза. Это было как раз то, что мне нужно.

– У меня к вам еще одна просьба, – заявила я. – Надеюсь, она не затруднит вас.

– В чем дело, мадемуазель?

– Видите ли, я хочу сейчас оставить свое платье у вас и немного пройтись в этом костюме по городу – убедиться, что никто не признает во мне девушку. А завтра верну вам костюм и заберу платье…

– Ха-ха-ха! Вы, наверное, американка?

– Как вы это узнали? По моему произношению?

– О да, меня не проведешь! Вы, милочка, прекрасно говорите по-французски, но у вас есть маленький, совсем крошечный акцент. И только одни американцы способны на такую, я бы сказала, экстравагантную выходку – разгуливать по Парижу в одежде другого пола. Это очень, очень оригинально!… Но боюсь, такая эскапада будет для вас опасна! – она сделала испуганные глаза.

– Почему? – удивилась я.

– Сплошной кошмар! В вас будут влюбляться все встречные девушки!

И мы обе рассмеялись на этот чисто французский комплимент.

– Но что же мне делать с волосами? – жалобно спросила я.

– Да, да, теперь подумаем о ваших волосах. Ничего страшного, мадемуазель, они у вас не такие уж длинные…

Это была правда. Лиза, которая всегда хвалилась своими волосами, (они у нее и в самом деле роскошные), отрастила их ниже плеч, но я предпочитала более короткую стрижку с элегантной модной прической, которая так нравилась Ивору.

– Мы зачешем их кверху и заколем шпильками, – деловито продолжала хозяйка ателье, трогая рукой мои волосы. – А потом запрячем под широкое кепи, и могу вас уверить, там их почти не будет видно. Вас абсолютно никто не узнает! О ля-ля!

…Вот так я превратилась в американского журналиста. Приказ шефа полиции, в котором он именовал меня «американской журналисткой», – подсказал мне мою будущую роль. Я назовусь корреспондентом газеты «Вашингтон пост», это поможет мне выполнить свою миссию, не вызывая особых подозрений, – ведь преступления – «хлеб» для журналистики.

…Не стану описывать, как я некоторое время прогуливалась по парижским бульварам (девушку во мне никто не опознал!), как наняла мотор и, проколесив в нем добрых полчаса по разным улицам и переулкам, названия которых я не знаю, подъехала к дому номер двести восемнадцать.

В глаза мне бросилось объявление при входе: «Сдаются свободные комнаты». Это было мне на руку, и я обратилась к консьержу с твердым намерением – воспользоваться случаем.

Консьерж вызвал хозяина – щуплого немолодого француза – и я, нарочно подчеркивая свое англо-американское произношение, сказала ему:

– Дорогой мосье, я только вчера приехал из Нью-Йорка и, услыхав о зверском преступлении, совершенном в вашей гостинице, решил написать о нем заметку в газету «Вашингтон пост», корреспондентом которой являюсь. Не будете ли вы столь любезны рассказать мне кое-какие подробности этого злодеяния?

– Видите ли, мосье, – уныло отозвался он, почесывая за ухом, – наши парижские газеты уже несколько раз брали у нас интервью и широко растрезвонили об этом событии. Честно говоря, любопытные зеваки нам изрядно надоели, не говоря уже о том, что мы понесли на этом убыток: некоторые жильцы тут же съехали с квартиры, словно им тоже грозит беда. Смешно, не правда ли? Только нам не до шуток: почти весь шестой этаж, где произошло преступление, опустел. Как вам это нравится, а?