Любовь и риск - [14]

Но и Майкл не меньше переживал за нее. Он чувствовал, как она ранима, внутренне не защищена. Это выражалось в ее страдающих от непосильного напряжения глазах. Чуткий Майкл видел, каких душевных мук стоит ей это изматывающее последние силы интервью. У Майкла кончилось терпение — и он решил прекратить жестокую игру на нервах.

— Если вы не опознаете его, это по-своему хорошо, — Вдруг произнес Майкл, что вызвало глубокое изумление Свэнна. — Это означает, что вам больше не придется проводить время в обществе моего великодушного приятеля. Уже время обеда. Вы голодны?

— Да, я проголодалась, — сказала она и подумала, что, наверное, следует получить разрешение Свэнна.

Свэнн жестом показал, что они оба свободны.

— Если вы нам еще понадобитесь, то я уверен, Вивиано даст вам знать об этом. — Последнее слово он оставил за собой.

Эбби схватила свою сумочку и встала, неожиданно очень взволнованная тем, что наконец покидает эту прокуренную клетку. Майкл распахнул перед ней дверь, предложил руку. Они были на свободе… Но опять раздался знакомый голос:

— Доктор Фицджеральд, — окликнул Свэнн, Эбби обернулась. — Благодарю вас. Вы были великолепны!

— Мне бы хотелось оказаться чуточку полезнее, — сказала она, словно извиняясь, что не оправдала надежд следствия.

— Вы хотите быть более полезной? — Свэнн бросил на нее невозмутимый взгляд, его смеющиеся черные глаза пытались сохранить серьезность. Он кивнул головой в сторону Майкла. — Тогда внимательнее приглядывайте за ним. Он не очень-то хорошо исполняет приказы. Особенно — докторов.

Майкл поспешил увести Эбби, боясь, что Свэнн продолжит свои разглагольствования. Было уже слишком поздно. Эбби чувствовала себя опустошенной и бесконечно усталой. Когда она пробиралась через шумный, кишащий людьми участок, Эбби никого не видела и не слышала. Для нее существовал только Майкл. Она испытывала ни с чем не сравнимое, сладостное ощущение от его близости, тепла его руки, нежно обнимавшей ее. Когда же она вспоминала, как поддерживал ее Майкл на допросе, — сердце переполнялось благодарностью.

Эбби чувствовала, что у Майкла Вивиано самые надежные руки, которым женщина может с легкостью довериться.

— У меня есть настроение съесть пиццу и выпить хорошего пива.

— Можно и пиццу, — согласилась Эбби, — но никакого пива. С кодеином — это не лучшее сочетание.

Он хитро улыбнулся, изобразив покорного пациента.

— Вы, доктора, всегда берете верх, такая уж ваша специальность.

Неожиданная радость, вспыхнувшая в его глазах, вызвала в ней непроизвольную приятную дрожь.

— А как насчет того, чтобы взять пиццу с собой? — спросила она. — Тогда мы могли бы полакомиться ею у меня дома.

— Леди! Это самое прекрасное предложение, какое я только услышал за весь день.

Эбби вновь сделалась серьезной, будто вспомнив назидания Свэнна.

— Все, что я предлагаю, это всего лишь пиццу.

— Осторожно, — предостерег он, оглянувшись. — Корпус репортеров в полной боевой готовности.

Но Эбби пропустила мимо ушей предостережения Майкла. Меньше всего ее заботили репортеры… Господь с ними!

Эбби намеревалась принять Майкла по всем правилам хорошего тона: с салфетками и приборами на покрытом скатертью столе. Она даже собиралась убрать из кухни свой велосипед, который составлял обычно ей компанию за едой.

Однако в конце концов они устроились на полу гостиной и обошлись бумажными полотенцами и руками вместо вилок. Майкл вообще ни на что не обратил внимания, пока не проглотил с волчьим аппетитом три больших куска пиццы.

Эбби заметила, что перед обедом он прошел в ванную, чтобы принять очередную дозу кодеина. Возможно, подумала она, это сила привычки, возникшей за годы службы в полиции. Когда никому нельзя показать, что у тебя слабость, или, что ты болен. У него было то, что она всегда называла «синдромом Джона Уэйна», или «синдромом героя», а проще — супермена. Ее собственные братья, хоть и не полисмены, были классическими жертвами этого кумира.

— Майкл Вивиано… Звучит очень по-итальянски, — наугад сказала она, слизывая крошки сыра с пальцев.

Майкл кивнул.

— Очень.

— Но цвет твоих волос и кожи наводит на мысль, что твоя мать, наверное, была шведка.

— Нет, француженка.

Эбби несколько удивилась.

— В семье определенно царила эмоциональная обстановка; ее создавала парижанка, не так ли?

— Не совсем. Скорее, очень шумная, когда мой отец проигрывал свои оперные пластинки.

— Опера?! — удивилась Эбби еще больше.

— Это развивает вкус — так говорил мой отец. Как и хорошее вино.

— И ты, — спросила она как можно осторожнее, — приобрел такой вкус?

Он кивнул и с удовольствием съел еще один кусок пиццы и запил его глотком коки.

— У меня есть годовой абонемент в оперу.

Эбби была поражена. Даже такой непосвященной, как она, было известно, что это означало. Чикагская оперная труппа имела мировую известность. На сцене Чикагского оперного театра выступали прославленные певцы. Абонементы в оперу годами имели стопроцентную подписку. В больнице шутили, что для того, чтобы туда попасть, нужно получить билеты по завещанию.

— И кому ты дал взятку, чтобы получить недосягаемый простому смертному абонемент? — спросила с некоторой долей иронии Эбби.