Любовь и память - [237]

— Внизу нет, — ответил ошеломленный Артемов. — Похоже, что и Егора смыло. Говоришь, стоял на палубе? Значит, так и есть. Их, видимо, оглушило — ни один не вынырнул.

— Ах ты! Какая потеря! — с тихим стоном проговорил Сагайдак, и на глаза его набежали слезы. — Такие парни!

…Корабли удалось кое-как подремонтировать, и они своим ходом добрались до базы.

XXIV

Больше недели лежит Лесняк во флотском госпитале на берегу бухты Золотой Рог. На второй день, когда он передал в редакцию свою корреспонденцию о Сейсинской операции и когда на ногу ему наложили гипс (в кости оказалась трещина), в палату, вся в слезах, влетела Ирина. Прижавшись влажной щекой к его небритому лицу, она заголосила так, что прибежал врач и едва успокоил ее.

— Вам не плакать, а радоваться надо, — сказал он, выходя из палаты. — Ваш муж через три-четыре недели будет дома.

Ирина, сидя на стуле возле койки, говорила:

— Уже не верилось, что дождусь. Чуяло мое сердце, что вам очень трудно. И ты не перечь — я прямо из редакции сюда пришла. Карпов многое рассказал… Ну, а главное то, что Япония капитулировала!..

— Вот теперь можно смело сказать, что войне конец, — проговорил Михайло.

— Милый мой, — сказала Ирина, поглаживая своей маленькой и легкой рукой его шевелюру, — только в эти дни разлуки я поняла, как сильно люблю тебя.

Он целовал ее ладони, прижимал их к своему лицу…

Через несколько дней утром в палату к Лесняку как ветер ворвался Сагайдак, держа в руках огромный букет цветов. Еще в коридоре, на подходе к палате, слышался его веселый голос:

— Ну-ка, покажите мне, где тут наш Мишко и как вы его лечите?

И, увидев Лесняка, сидевшего на койке с газетой в руках, свесившего вниз ногу, закричал:

— Ого, да ты, я вижу, скоро и плясать будешь. Вот тебе цветы и такой же букет приветов от всего отряда.

Он легонько обнял Михайла.

Лесняк восторженно смотрел на него, откровенно любуясь им — широкогрудым, крепким и смуглым, щедро выдубленным морскими ветрами. И сразу же заметил перемены: на нем была новенькая форма, бескозырку украшала черно-оранжевая лента морской гвардии и на рукаве белой форменки появилась еще одна нашивка — недавний старшина второй статьи стал главстаршиной. Гордей выпрямился перед Лесняком и, козырнув, отрапортовал:

— Разрешите, товарищ старшой, доложить: гвардии главстаршина Сагайдак отвоевался, приняв участие в подведении четкой черты под второй мировой войной.

И, садясь на стул, добавил:

— Знаешь, где мы впервые услышали, что стали гвардейским подразделением? В море, когда на японской шхуне возвращались из Гензана.

— Слышал, слышал, дружище, как ваш отряд в Гензане взял в плен три тысячи самураев без единого выстрела. А в Сейсине нам было жарко…

Сагайдак придвинул стул ближе к Лесняку, сел, снял бескозырку, бережно положив ее на колени, спокойно проговорил:

— Ты прав: в Сейсине японцы не однажды прощупывали нас. Мне запомнилось, как мы второй раз штурмовали центр города, когда завязался бой на шоссейном мосту. Самураи навалились на нас овечьей отарой. Под нашим огнем их передние ряды падали, но они лезли и лезли вперед по трупам. Дошло до рукопашной схватки. Японцев было раз в десять больше нас. Ох и трудно ж было нам! Страшно подумать, если бы самураям удалось вытеснить нас с моста! А к этому шло. И вдруг на мосту появился наш атлет — Валерка Колоколов.

— Это тот большеглазый пулеметчик? — спросил Михайло.

— Он, — энергично кивнул головой Гордей. — Настоящая морская душа! Встал во весь рост на мосту и короткими очередями резанул по самураям. Японцы падали, а он, как медведь, упрямо шел в самую их гущу. Самураи в панике попятились, и вдруг Валерка заметил, что боезапас кончился. Японцы остановились, поколебались — и бросились на Колоколова. У меня даже сердце замерло от мысли, что пропал Валерка. Но он схватил пулемет за ствол и начал орудовать прикладом. Самураи ринулись назад. Нет, без Валерки мы бы не отбили их атаку. Да, в Сейсине нам пришлось туго. Но жаль, что тебя не было с нами в Гензане. Тебе бы это очень пригодилось. Вот ты говоришь, взяли в плен гарнизон без единого выстрела. Без стычек не обошлось, хотя потери наши не большие. Однако нам порядком досталось в Гензане. Не знаю, как я выдержал…

В Гензане десантировались разведотряд Леонтьева и около двух тысяч морских пехотинцев. Заняли порт. А численность японского гарнизона в городе — десять тысяч человек. Хотя к тому времени император и подписал указ о капитуляции Японии, гензанский гарнизон от капитуляции уклонялся. Сложилась чрезвычайно напряженная ситуация. Выясняя обстановку, разведотряд перешел к активным действиям: разрушил железнодорожное полотно, чем перекрыл самураям путь к отходу, захватил и отправил на свой корабль офицеров из состава командования японского гарнизона во главе с его начальником — полковником Тада, а также командиром военно-морской базы адмиралом Хори. Выяснили план японского командования. Он был прост: как только наши войска высадятся непосредственно в порту, атаковать и уничтожить десант, захватить корабли у причалов и уйти морским путем в метрополию. Леонтьев обо всем этом доложил командиру десанта капитану 1-го ранга Студеничникову.