Любовь и память - [200]

Закончив рассказ, Андрей пустился в бег на месте — решил согреться. А ветер безумствовал. Море бушевало. Посмотрев на зашедшее за тучку солнце, потом на часы, сказал Лесняку:

— Не унывай, парень! До вечера далеко, одежда на таком ветре быстро просохнет. Фотоаппарата жаль, но ничего — отремонтирую. А выход из положения всегда можно найти — только захотеть надо. Не может быть, чтобы здесь, в гарнизоне, не нашлось фотолюбителя с аппаратом.

Задание редакции они тогда выполнили. Более того: корреспонденцию Михайла отметили на редакционной «летучке». Это вселило в него больше уверенности, и спустя несколько дней, воспользовавшись своими фронтовыми записями, он написал фельетон о двух фрицах, взятых в плен в женских шубах и шерстяных платках, просивших шнапса и во все горло оравших «Гитлер капут!». Фельетон опубликовали в сатирической рубрике под названием «Полундра» и затем вывесили на стенде лучших материалов газеты. С тех пор Лесняк вошел в коллектив редакции как свой вахтинец.

Коллектив был поистине дружным и боевым. Часто важные материалы перед публикацией «пускались по кругу», то есть обсуждались коллективно по отделам.

Советы автору давали дельные, замечания высказывали открыто и обоснованно, нередко, конечно, подвергали и критике. Но критика была, как правило, доброжелательная, товарищеская. Все говорило о том, что вахтинцы работали с душой, и это давало плоды — на флоте любили газету, называли ее своей. В каждом номере можно было прочитать и свежую информацию, и глубокую пропагандистскую статью, стихи, очерк и рассказ.

Редакция «Боевой вахты» казалась Михайлу похожей на подводный корабль, в котором много отсеков и в каждом — своя жизнь, свой ритм работы, свои темы для разговоров и дискуссий. Его, конечно, привлекал более всего «литературный отсек», где всегда было шумно: сюда сдавали материалы в «литстраничку», начинающий приносил свои стихи, здесь ершисто и громко обсуждали молодые поэты и прозаики произведения своих коллег.

«Нарочный краснофлотец вручил командиру подводной лодки два конверта» — так начинался рассказ Леонида Зайцева «В шторм», который автор читал здесь на заседании литобъединения.

Рассказ всем понравился и хорошо построенным сюжетом, и знанием матросской жизни, и хорошим литературным стилем. Лесняк искренне завидовал успеху молодого автора, который спустя некоторое время принес в редакцию роман «В дальней гавани», написанный в соавторстве с другим товарищем. Здесь же обсуждалась первая повесть Ванцетти Чукреева «Счастливого плавания». Газета поместила на своих страницах одну за другой две повести Семена Шуртакова, который начинал службу в Находке и продолжал ее во Владивостоке. Повести назывались «Иван Багров воюет» и «Испытание огнем».

Бориса Батавина, старого газетного зубра, с первых дней войны прикомандированного к «Боевой вахте», Лесняк полюбил за его спокойный, уравновешенный характер, а главное — за удивительную начитанность, прямо-таки энциклопедическую эрудицию. Михайло чистосердечно верил, что на любой вопрос Борис Николаевич мог дать исчерпывающий ответ. Батавин пригласил Лесняка поселиться вместе с ним в комнате, которую он занимал в большом старом доме по Морской улице, неподалеку от центра города.

Одновременно Лесняк все более привязывался к Коровину и Голубенко. Евгений — это сама доброжелательность, постоянная готовность прийти кому-либо на помощь, да и лицо его было всегда приветливым и улыбчивым. Андрей же принадлежал к тем натурам, которые ежесекундно куда-то торопятся, вечно озабоченные, не идут, а бегут куда-то. Таких называют неугомонными, непоседливыми или одержимыми. Вечно в движении, в действии. Он, как метеор, неожиданно исчезал из редакции и так же неожиданно появлялся в своей фотолаборатории, затем раскладывал на столе главного редактора или ответственного секретаря десяток, а то и два еще не просохших фотографий с какого-нибудь корабля или из береговой части — для отбора в номер и в запас, относил отобранные фотоснимки художнику-ретушеру и снова исчезал из редакции.

«Так любить свою профессию, до конца отдаваться делу — разве это не настоящее счастье?» — нередко думал Михайло, по-хорошему завидуя энергичности Андрея.

Во время их первой совместной поездки в дальний гарнизон, когда произошел злополучный случай с фотоаппаратом, Лесняк сказал Андрею:

— Я с самого детства невезучий, вроде деда Щукаря. Будто меня с пеленок сглазили или нашептала какая-то злая бабка. Вот и с вашим портфелем…

— А ты не считай себя пупом земли, — ответил Андрей раздраженно. — Думаешь, только тебе не везет? Ого, сколько мне жизнь надавала пощечин! Если бы нас на каждом шагу не подстерегали неудачи — мы бы и жить не научились. Одолевай трудности, иди наперекор всем ветрам и всем смертям назло. Только так можно чего-то достигнуть. Я хорошую закалку прошел среди матросов. Там на грубое, солоноватое и колючее слово никто не обижается. Море, тайфуны и штормищи закаляют не только тело, но и душу, все мелочное слетает с них, как шелуха. Им каждый миг приходится коллективно бороться за жизнь. Потому и закон там железный: все за одного, один за всех. Иначе — конец.