Любовь и память - [156]

Превозмогая тупую боль в голове, Зиновий тяжело поднялся и увидел в трех шагах от себя, у иссеченного пулями куста на уцелевшем островке серой от пыли травы, лежавшую Лану Она была мертва. В нескольких шагах от нее, плотно прижавшись щекой к земле, лежал Олекса Ковальский. «Хотели меня выручить» — мелькнула мысль. Голова Ланы была неестественно запрокинута по земле рассыпались шелковистые волосы, вздернутая юбка оголила стройные ноги. Около нее стояли фашистские солдаты и нагло посмеивались. Ни слов их, ни смеха Зиновий не слышал Пошатываясь, он подошел к Лане, нагнулся и натянул ей на колени юбку но разогнуться не успел: кто-то из фашистов ударил его прикладом автомата в спину. Радич упал. Лежа вниз лицом, думая что сейчас его пристрелят, он прижался к земле и напряг все мышцы ожидая автоматной очереди. Вместо этого его снова больно ударили в бок, заставили встать на ноги.

…Вечером третий батальон штурмом снова овладел Безымянной тяжело контуженного Ковальского подобрали наши санитары Однако Радич этого ничего не знал — для него начинались хождения по мукам.

Книга третья ШУМЕЛ СУРОВО ОКЕАН

Часть первая

I

Всего лишь каких-нибудь восемьдесят лет тому назад, начиная с лета 1860-го, здесь, на краю тайги, на берегу живописной бухты Золотой Рог, из селения Владей Востоком начал вырастать город Владивосток, куда теперь забросила судьба троих друзей — Лесняка, Мещерякова и Пулькина. Прошло всего две недели с тех пор, как приступили они к службе в зенитном батальоне, но Лесняк уже хорошо знал центральную улицу города — Ленинскую, протянувшуюся от Дальзавода к Набережной, которая пролегла по берегу Амурского залива. Не однажды он посещал Дом культуры Армии и Флота, прогуливался по берегу бухты Золотой Рог, где у подножия сопки Орлиной раскинулся тенистый парк. Бывал он и на Второй Речке, и в поселке Чуркин на одноименном полуострове, и на Мальцевском рынке, где торговали в основном свежей рыбой, вареными крабами, редиской, луком, поношенной одеждой и обувью, старыми замками, ржавыми гвоздями, глиняной посудой.

За это время лейтенанты дважды принимали участие в штабных учениях. Тогда все командиры взводов и рот с утра собирались в кабинете майора Мякишева, усаживались вокруг его стола и каждый расстилал перед собою контурную карту-двухверстку. Майор ставил задание. Командиры рот и взводов принимали «боевые» решения.

Потом отправлялись за военный городок, где в узком глубоком распадке между скалистых сопок — полковое стрельбище. Там занимались учебными стрельбами. Позднее майор проверял у командиров знание строевого или боевого устава.

В другие дни друзья поочередно проводили занятия с бойцами хозяйственного взвода. Прошло еще немного времени, и комбат вызвал к себе всех троих — Лесняка, Пулькина и Мещерякова. Первым двум приказал направиться во вторую роту дублерами комвзводов, а Мещерякова направил в первую роту.

Геннадий и Михайло явились во вторую роту, когда она как раз передислоцировалась на новые позиции в район Первой Речки. КП роты, а также первый взвод расположились в Парке железнодорожников, обнесенном сплошным дощатым забором, занимавшем площадь около трех гектаров. Одна часть территории находилась на взгорье, другая выходила на крутой берег залива. В северном уголке парка возвышалась скалистая сопка. Очутившись в парке после полудня, Лесняк и Пулькин направились к сопке, где кипела работа: оголенные до пояса бойцы долбили мотыгами и ломиками каменистую почву. На вершине рыли котлованы под огневые позиции, у подножия копали ямы для блиндажа и землянки. Позвякивали мотыги, скрежетали, натыкаясь на камень, лопаты, порою раздавался дружный веселый смех.

На траве, у неглубокого рва, стояли два лейтенанта, оба среднего роста. Один постарше — блондин, стройный и подтянутый, в хромовых сапогах, а другой — светло-русый, плечистый, не по форме подпоясанный низко опущенным спереди ремнем. Они разговаривали и не видели подходивших к ним, так сказать, с фланга Лесняка и Пулькина. Друзья остановились в двух шагах от них, и Михайло, взяв под козырек, проговорил:

— Разрешите обратиться! Нам нужен командир второй роты.

Лейтенанты повернулись на голос. Русоволосый указал жестом на блондина и, весело сияя светло-голубыми глазами, выкрикнул:

— Будь я проклят, если не пополнение прибыло! Так, хлопцы?

Блондин осуждающе посмотрел на него, после чего перевел взгляд на Лесняка и Пулькина, едва заметно улыбнувшись своими чуть выцветшими серыми глазами:

— Слушаю вас.

— Прибыли в ваше распоряжение. Лейтенант Лесняк, — доложил Михайло.

Геннадий тоже поднес руку к козырьку:

— Лейтенант Пулькин.

— Лейтенант Лашков, — сказал блондин, по очереди пожимая руки прибывшим. — Рады пополнению. Давно ждем вас. — И, кивнув в сторону русоволосого, продолжал: — Знакомьтесь: командир первого взвода лейтенант Васильев.

Ротный расспрашивал хлопцев, кто откуда родом, где кто работал или учился до войны, и при этом внимательно присматривался к ним, что-то оценивал и взвешивал. Выслушав их, сказал:

— Лейтенант Лесняк будет в первом взводе дублером лейтенанта Васильева. Васильев — командир знающий, вот только внешний вид… — и безнадежно махнул рукой: — В этом он неисправим.