Любовь и память - [147]

Мещерякову повезло: через час на Свердловск отправлялся пассажирский поезд. Проводив Костю и условившись о встрече здесь, на вокзале, Михайло и Геннадий расстались.

И тут начались поиски, вернее, ночные мытарства Михайла в незнакомом городе. В такое позднее время прохожих на улицах не было. Редкие торопившиеся люди были чаще всего не местными жителями. Это видно было по их одежде.

Проехав положенное количество остановок, Лесняк свернул с центральной улицы и пошел, как ему пояснил Геннадий, сперва вправо, потом — влево. Долго блуждал по переулкам, тупикам, выбираясь из них под оголтелый лай изголодавшихся собак, от которых приходилось отчаянно отбиваться, решил в конце концов стучать в редко светившиеся окна первых этажей. Извиняясь, он расспрашивал у хозяев дорогу в поселок Строителей, но те разводили руками и лишь высказывали свои догадки. Некоторые, увидев перед собою морячка, приглашали зайти, переночевать и утром разыскивать этот таинственный поселок. И почти все затевали разговор о фронте, говорили о своих сыновьях или мужьях, которые воюют против фашистов и, может, уже сложили свои головы. Были и веселые разговоры, и женский плач. Иногда Михайлу казалось, что он попал в какой-то заколдованный круг и не может из него выбраться. Не только белье, даже форменка была мокрой от пота. В одной из квартир пожилая женщина разбудила сына-подростка и велела ему проводить Михайла к месту. Тот довел его до какого-то военного завода, там дежурившие в проходной охранники сказали, что селение Пески, недавно переименованное в поселок Строителей, находится за заводом, за его северо-восточной стороной. Михайло начал обходить завод, поднялся на большой песчаный холм, где, по-видимому, размещался лесопитомник, и, увидев густые невысокие елочки, не раздумывая бросил под ними свой вещмешок, лег на землю, широко раскинув отяжелевшие, словно чугунные, ноги, и с невыразимым наслаждением прикрыл глаза. Сон уже вот-вот одолел бы его, но вдруг ему послышалось топанье чьих-то ног. Приподнявшись на локте, он прислушался. Действительно, к нему кто-то приближался. Лесняк мгновенно вскочил и вышел из-за елочек. Шедшая к нему фигура, оказавшаяся женщиной, остановилась, в испуге схватилась за грудь.

— Не бойтесь, не бойтесь, — чуть ли не умоляющим голосом проговорил Лесняк. — Я тут заблудился, ищу поселок Строителей.

Женщина, помолчав, ответила:

— Людей я не так уж и боюсь. Но здесь, в ельнике, волки… Их у нас столько развелось и так они обнаглели, что ночью и на окраины города наведываются. А поселок Строителей — вот он, перед вами, только с холма спуститься. Мы его по-старому Песками зовем.

Михайло подхватил вещмешок, поблагодарил женщину и побежал к поселку: с холма он уже хорошо видел ряды длинных бараков.

На угловой стене первого барака крупными буквами было написано: № 1. У Михайла заколотилось сердце. Войдя в темный и длинный — во весь барак — коридор, Лесняк быстро пошел по нему, присматриваясь к каждой двери. Четвертая квартира была в противоположном конце, но — вот и она. Михайло остановился перед дверью, обитой старым мехом, и какое-то время стоял, переводя дыхание. «Есть кто-нибудь дома или уже на работе?» — в страхе подумал и, не удержавшись, довольно сильно постучал. За дверью послышался сонный мужской голос:

— Кто там?

У Михайла сжалось сердце и кровь прилила к лицу: он услышал голос брата, еще мгновение — и он увидит Василя. Почти год — и такой год! — они не виделись, были моменты, когда Михайло терял надежду на встречу с братом. Сейчас — вот он, за этой дверью. Стараясь придать голосу обычный тон, Михайло сказал:

— Отопри — увидишь.

И тут же раздался взволнованный голос Галины:

— Мишко! Это наш Мишко!.. Что же ты возишься… Или не узнал? Говорю же тебе…

Василь тихо проговорил:

— Откуда ему здесь взяться?

Что-то упало, гулко ударившись о пол, звякнуло перевернутое ведро, и дверь открылась. За порогом, в трусах, исхудавший и тонкий, напоминавший чем-то подростка, стоял Василь. Галина у кровати торопливо через голову надевала юбку.

— Правда, Мишко, — еще не веря своим глазам, почти шепотом проговорил брат. И вдруг дрогнувшим голосом, задыхаясь, воскликнул: — Морячуга ты наш!

Михайло переступил порог, и они крепко обнялись. Долго стояли так, смеялись и обливались слезами.

— Да хватит уже вам! — вмещалась Галина. — Дай же и мне его поцеловать. — Затем отступила на шаг, окинула Михайла взглядом и восхищенно сказала: — Ого, да ты подрос и даже возмужал — это сразу бросается в глаза.

— Раздевайся, Мишко, снимай шинель, а я пока оденусь, — сказал Василь, снимая со спинки стула свои брюки. — Каким же ты поездом спозаранку?

— Спозаранку? — раздеваясь, переспросил Михайло. — Я вечером приехал.

— И сидел на вокзале, ожидая рассвета? — возмущенно спросил Василь. — На сколько дней приехал?

— Сегодня вечером отправляюсь дальше.

Василь и Галина словно замерли на своих местах, с удивлением поглядывая на гостя.

— Это ни на что не похоже! — сердился старший брат. — Почему не известил? Мы бы тебя вчера встретили. А так — ночь пропала. Почему сразу к нам не поехал?

— Если бы ты, Вася, знал, как я к вам добирался! — сказал Михайло. — Это настоящая одиссея. Всю ночь блуждал по городу, пока нашел наконец ваш поселок. Его у вас больше знают как Пески, а ты в своем письме о Песках ни словом не обмолвился.