Любовь и память - [146]
— Скажи, Костя, вы воевали на суше или на море? И как попали в наше училище?
— В училище попали просто, — ответил Мещеряков. — Перед началом войны нас зачислили в Либавское училище ПВО. Но учиться не довелось. А воевали всего несколько дней, правда, у меня осталось такое впечатление, что побывали мы в самом аду.
На рассвете 22 июня первые немецкие бомбы в Либаве упали на военный городок и на аэродром. Особых повреждений не было, и в училище думали, что произошло какое-то недоразумение. Продолжали жить обычной мирной жизнью. Вечером планировали провести культпоход в театр. Лишь в полдень услышали радиопередачу из Москвы о том, что на нас вероломно напала фашистская Германия. Тогда же весь состав училища собрали на митинг и начальник призвал всех быть готовыми вступить в бой. Наши войска отходили на север под сильным давлением вражеских танков. С воздуха немцы наносили непрерывные удары по нашей пехоте. Уже в восемь часов утра враг захватил Палангу и к полудню был в тридцати километрах от Либавы.
— К вечеру мы услышали близкую артиллерийскую стрельбу, — рассказывал Костя. — Весь день город бомбили самолеты. Мы насчитали двенадцать налетов. Можешь себе представить: не успели мы еще полностью осмыслить свалившуюся на нас беду, как вдруг узнаем: к вечеру двадцать второго немецкие войска появились в пригородной зоне. Правда, огнем батарей и стойким сопротивлением наших пехотинцев на рубеже реки Барта они были приостановлены.
Мещеряков рассказывал неторопливо и, казалось, спокойно, но Михайло заметил, как нелегко давалось ему это внешнее спокойствие. Глаза Кости суживались и загорались ненавистью, под тонкой кожей его лица то и дело подергивались жилки. В воображении Лесняка возникал небольшой городок, вчера еще живший мирной жизнью, и вдруг за один день вражеская авиация превратила его в развалины. Пылали пожары, дым и пыль висели в воздухе темно-серыми тучами. За оружие взялись не только военные, но и все гражданское население. Либавцы — женщины и дети — подносили боеприпасы, перевязывали раненых. Гитлеровцы не сумели прорваться в город с южной стороны, тогда фашисты обошли Либаву и начали атаковать ее оборону с востока, из района Гробини. Враг дошел до озера Дурбе, что восточнее Либавы. Вскоре выяснилось, что город окружен. Но и находясь в окружении, либавцы оказывали врагу сильное сопротивление и не только остановили немцев, но еще и контратаковали и кое-где потеснили фашистские войска, начавшие было просачиваться в город.
На дорогах, которые вели к Либаве, вздымались тучи пыли: все новые и новые подразделения немецких мотоциклистов мчались в сторону города. Окруженный гарнизон дрался отчаянно. Курсанты военно-морского училища огнем автоматов и винтовок, гранатами и бутылками с горючей смесью несколько дней отбивали атаки танков и пехоты врага.
Только 27 июня, выполняя приказ Ставки, прорвав вражеское кольцо, наши войска оставили Либаву.
— Полегло там нашего брата, полегло… — после долгого молчания проговорил Костя. — Вот такие, мой друг, дела. Я долго не мог никому рассказывать о тех событиях. Только начну говорить, у меня трясучка начинается и зуб на зуб не попадает. Можешь себе представить мою радость, когда наши дали фашистам чесу под Москвой? Будет им еще и не такое! Не может не быть.
— Будет. Я, Костя, в это твердо верю, — согласился с ним Михайло.
— Он верит! — хмыкнул Мещеряков. — Все верят. Иначе и жить незачем.
Михайло с внутренним волнением размышлял над тем, что услышал от друга. Он завидовал Косте, побывавшему в настоящем деле и державшемуся в нем достойно, как подобает воину. Лесняку даже льстило, что он едет на флот с такими людьми, как Мещеряков и Пулькин. Тревожило одно: как бы он, Михайло, держался в такой смертельно опасной обстановке? Как досадно, что его, Лесняка, боевой экзамен снова отложен на неопределенный срок. Он все еще досадовал, что едет не на фронт, а в противоположную сторону.
Вечером эшелон отправили через Алма-Ату, а трое друзей остались в Уральске — начальник станции пообещал посадить их на паровоз, отправлявшийся на рассвете к поврежденному мосту, а там, дескать, пусть проявляют инициативу сами.
…Утром три лейтенанта отбыли из Уральска на паровозе. Далее они продолжали свой путь на товарном поезде в пустом пульмановском вагоне, внутри которого был страшный сквозняк, вздымавший угольную пыль. На станции Оренбург им посчастливилось пересесть в другой товарный вагон, в углу которого кто-то оставил довольно большой ворох примятой соломы. За долгую дорогу они намерзлись и устали до предела, казалось, что их дорожным мучениям не будет конца.
XIII
В Челябинск прибыли поздним вечером — дождливым, ветреным и холодным. В городе экономили электроэнергию, поэтому вокзал, привокзальная площадь и улицы города освещались тусклым светом. В этих сырых сумерках, как в густом осеннем тумане, призраками мелькали люди.
Михайло назвал Пулькину адрес брата: поселок Строителей, барак номер один, квартира четвертая. Но Пулькин такого поселка не знал. Пришлось обратиться к военному коменданту, но и он толком не смог объяснить. Сказал лишь, что это, вероятно, в том районе, где строится большой военный объект, — правее и ниже ЧТЗ. Геннадий объяснил, как туда добираться: по центральной магистрали имени Цвиллинга на трамвае проехать девять или десять остановок, потом свернуть вправо, пройти четыре квартала, повернуть налево, а далее спрашивать у людей…
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».