Любовь и Миры - [63]

Александр Петрович был невероятно банален, скромен и неприметен. Довольно худой, ростом чуть выше среднего, он мог, ссутулившись и присогнув ноги, реально превратиться в коротышку. Распустив живот, напялив свитер, жилетку и бесформенные штаны, он сходил за довольно упитанного. Имея невыразительное лицо, мог слепить из себя кого угодно — брита, немца, индуса, араба и даже красавца-китайца. Стать древней развалиной или бравым молодым парнем. Немного специальной краски, и его лицо становилось сморщенным, смуглым, бледным, а волосы песочного цвета делались седыми, рыжими, каштановыми, чёрными — по желанию. У него быстро отрастали естественные усы и борода — это вообще незаменимая вещь, если надо за неделю поменять тип лица. Парики и наклейки он не признавал, хотя иногда ими пользовался. Его глаза — болотного цвета, могли волшебным образом приобретать серый или чайный оттенок. И даже карий. Мастерски изображал он акцент, заикание и дефекты речи. Он часто был смешон — мешковатой одеждой, нескладной походкой, забавными привычками, дурацкими народными прибаутками, которых знал множество. И при этом его плохо запоминали даже соседи, иной раз, относясь к нему, как к недоразумению или весьма недалёкому человеку. И когда он однажды исчезал — якобы переезжая куда-то вместе с семьёй, чайниками, фикусами, любимыми собачками и кошечками — никто этому не придавал значения. А потом вдруг на местном с виду неприметном заводике происходила серьёзная авария. Или из бронированного сейфа некой засекреченной фирмы исчезали архи-секретные документы государственной важности. А бывало — поблизости находился убитый человек, оказавшийся ценнейшим специалистом военного ведомства или руководителем некоей тайной группировки. Да мало ли что случается на свете! И причём тут обывательская семейка местного пьянчужки, обожавшего кошечек и попугайчиков?

Александр Петрович за свою резидентскую деятельность ни разу не прокололся и не провалил задания. Да и с чего бы вдруг? Работал профессионал! И потому, как только он покидал со своими чайниками и кошечками городок, посёлок, деревню все о нём тут же забывали. А если б какой-нибудь Алекс, Кшиштав или Ежи заикнулся: мол, а не замешан ли в этом деле Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер и прочее из кучи агентурных имён — всех не упомнишь)? Он всё крутился со своей противной собачонкой возле того дома. Такого шутника просто засмеяли б. Кто? Этот недотёпа Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер)? Агент? Да ты с дуба (сливы, вяза, клёна) рухнул! Он же правый ботинок с левым путает! Рубашку навыворот надевает! Ложку мимо рта проносит! Куда уж ему свистнуть секретные документы из бронированного сейфа с супер сигнализацией?! Иди, проспись, Пинкертон доморощенный! А если б этот Кшиштав и проверил бы — куда ж подевался этот нескладный Вацлав со своей противной собачонкой? — то, даже хорошо поискав, никого не нашёл бы. Бедный Вацлав, оказывается, скоропостижно умер от пневмонии (гриппа, ботулизма, атипичной свинки) и покоится теперь на кладбище под натурально траурной табличкой. А его несчастные дети затерялись в детских приютах, в то время, как безутешная вдова — о, женщины, неверность ваше имя! — бросив этих малюток, выскочила замуж и, сменив фамилию, где-то шастает по свету.

А Александр Петрович — бывший Вацлав, тем временем вполне живой и здоровый (ну, разве что зуб иногда ноет под пломбой с встроенным микрофоном) уже в ином образе — с новой верной женой и любящими детьми, со свеженькой, достоверной во всех деталях легендой наперевес, выныривал в другом месте. И это был уже действительно совсем другой человек. Бдительный Кшиштав, даже столкнувшись с ним нос к носу на городской площади, ни за что не признал бы вахлаковатого Вацлава в этом подтянутом и деловитом чиновнике. Этакой интеллигентской косточке, зануде и снобе.

Да, Александр Петрович был крут и он знал это. В Москве в сейфе особого ведомства, называемого иногда Конторой, хранилось его досье — захватывающее личное дело этого супермена, где были нудным канцелярским слогом досконально записаны все его подвиги. Туда же стабильно подшивались и приказы о присвоенных ему очередных званиях и наградах, а где-то на особый счёт в банке капала его немалая зарплата. И об этом скромном герое, как и положено, страна ничего не знала. И никогда не узнает. Лишь несколько высокопоставленных генералов имели к этому сейфу особый доступ. Но они были неразговорчивы. Ни к чему бойцам невидимого фронта слава! Даже после смерти. Ведь он завязан на других героях и международных скандалах.

Родители Александра Петровича давно померли. Кстати его покойный отец отнюдь не был Петром, а самого его звали совсем не Александром. Но родственники давно забыли о нём, считая его погинувшим где-то в Сибири на комсомольских стройках. А своей семьи у него никогда не было. А зачем? В случае чего — гибели, провала, утрате доверия — никто не пострадает.

Итак, разменян пятый десяток, а у него — ни имени, ни семьи, ни собственной биографии. Только папка в бронированном сейфе, бесчисленные вымышленные легенды и фиктивные имена и…  столь же безымянные и временные соратники. Господин Никто, вечный слуга народа, совершенный и безотказный винтик системы.