Любовь и маска - [38]

Не считает ли „Литературная газета“, что вся ее кампания против „Веселых ребят“ расходится с оценкой, данной моей работе Советским правительством? Очевидно, газета совершает политическую ошибку тем, что беззастенчиво-клеветническими методами ведет травлю моей картины и моей работы» (цит. по книге И. Фролова «Г. В. Александров — Мастера кино»).

Буквально на следующий день «Литературка» ответила тем, что опубликовала еще несколько зубодробительных отзывов о фильме, а С. Кирсанов обвинил В. Лебедева-Кумача в плагиате. Большую разгромную статью поместил и Бруно Ясенский, который добросовестно (и, надо сказать, не без успеха) выискивал западные первоисточники каждого трюка комедии, а так как фильм действительно давал материал для подобных сопоставлений — выходило довольно стройно и грозно.

«Конечно, и тов. Шумяцкий, и критики, восхваляющие „Веселых ребят“, не обязаны знать большинства заграничных фильмов, из которых тов. Александров черпал материал для своей картины. Знай они об этом, они вряд ли бы так рьяно защищали этот фильм, выдавая его за образец некоего нового жанра в кинематографии».

В том же номере еще раз ядовито отметился Безыменский. Его статья с характерным для отечественной журналистики названием «Легче на поворотах» заканчивалась такого рода признанием:

«Вам не раз придется убедиться в том, что борьба против этой фильмы глубоко принципиальна, что борюсь не я один» (цит. по книге И. Фролова).

Вся эта свара привела к тому, что была создана специальная арбитражная комиссия из композиторов, режиссеров и других кинематографистов. После нескольких дней заседаний она, не подтвердив факта плагиата, тем не менее установила, что и автор «Марша веселых ребят», и композитор американского фильма взяли за основу один и тот же двухтактный оборот из аккомпанемента народной мексиканской песни «Аделита», а творческое использование народного мелоса являлось не только допустимым, но и поощрялось.

Игра в полемику надоела Кремлю довольно быстро. Бросив несколько снисходительных фраз, Сталин изобразил удивление, что «такая добрая и веселая картина» может кому-то не нравиться.

И уже вскоре «Правда» в редакционной статье взяла «Веселых ребят» под надежную защиту.

В «Правде» выступил и осмелевший орденоносец Александров:

«Фельетон товарища Безыменского носит откровенно хулиганский характер и является в дни Международного Московского фестиваля актом злостного подрывания авторитета всего советского кино в целом».

Через пару дней «Литературка» каялась и шмыгала носом, как нашкодивший первоклашка. Безыменский струсил и плакался:

«Мое выступление в „Литературной газете“ по частному вопросу, касающемуся фильма „Веселые ребята“, было по тону неправильным и по существу выдвинутых обвинений необоснованным. Критику „Правды“ считаю абсолютно правильной. Решение высокоавторитетной комиссии целиком меня удовлетворило. Александр Безыменский» (цит. по статье Ю. Саакова).

5737 до предела амортизированных копий фильма, невероятные тиражи пластинок и радио, с утра до вечера звеневшее голосами персонажей картины, навсегда закрыли эту тему.

Больше никто уже не напоминал автору первой советской комедии рецензию из французского еженедельника «Марианна», в которой среди прочего была такая фраза:

«„Веселые ребята“ производят впечатление, как будто на фабрику ГУКФ ночью пробрались буржуазные режиссеры и тайком в советских декорациях сняли эту картину».

Глава 6

Марион, Мэри, Мария — кокетливое создание невероятной эпохи, причудливый плод компромиссов и соглашений: Марион, взлетевшая в цирковое небо, вызвав бурю оваций, и Мэри, распластанная на полу в гримуборной с глазами, полными страха, нежности и глицерина. Наполовину снятый темный парик, драматично контрастирующий со светлыми волосами. Черно-белая Марион, темно-золотистая Орлова.

Есть такая легенда.

После «Веселых ребят» Орлову и Александрова пригласили в Кремль. Это был один из тех правительственных банкетов, приглашения на которые позднее актриса под разными предлогами игнорировала. Рассказывали, что, когда их подвели к Сталину, тот (впервые увидевший живую Анюту), улыбаясь, предложил Орловой просить у него все, что душе угодно.

Душе было угодно знать хоть что-нибудь о судьбе первого мужа — Андрея Берзина. Александров стоял рядом и, естественно, не мог не слышать. Так рассказывали.

«Вас примут», — после своей обычной паузы сказал вождь и отошел.

Ее действительно приняли. Гепеушный чин самого крупного калибра (будто бы даже сам Ягода) был краток:

— Все, что мы можем для вас сделать, Любовь Петровна, это соединить вас с мужем. Хотите?

Ответ — нет.

Странный диалог. В пересказе он звучит так, словно Ягода (или кто бы он ни был) говорил о соединении с Берзиным в лагере или в ссылке.

Скорее всего в этой легенде преувеличенно отразились события, происходившие намного раньше — в начале 1930-го, когда Берзина арестовали по делу Крестьянской партии.

Хождение по гепеушным коридорам, вопросы в лоб и такие же ответы, и неизвестность, и ожидание — видимо, все это было, но только раньше, без Сталина и Ягоды. До Александрова.

Простое сопоставление дат делает эту легенду по меньшей мере странной.