Любовь и картошка - [41]

Сильными движениями короткого весла председатель подогнал челн к острову.

Павел Михайлович относился к людям, прошедшим суровую жизненную школу. Но о таких говорят, что шкура от этого у них не загрубела, а только стала мягче. Жизнь его научила, что поступок, который ты совершил, иногда приносит не меньшее огорчение, чем тот, которого ты не совершил. И поэтому он часто повторял лозунг древних латинян: «Торопись медленно».

Сегодня он был в лучшем своем костюме, темно-сером с синей искрой, в белой сорочке и темном галстуке, с тремя рядами орденских планок над кармашком пиджака. Высокий и грузный, двигался он легко и с той точностью в каждом движении, которая вырабатывается лишь многолетней и систематической утренней зарядкой. Сейчас он был чуть напряжен и озабочен, но привычно скрывал это за шутливым, несколько ворчливым тоном.

— Добрый день,— поздоровался Павел Михайлович.— Заждались?

Ну наконец! — Алла Кондратьевна не стеснялась своего нетерпения.— А то хоть навстречу посылай... Что там слышно?

Павел Михайлович пропустил ее вопрос мимо ушей, так, словно его вовсе и не было.

— Как охота, товарищ генерал? — дружелюбно обратился он к генералу Кузнецову.

— И не спрашивайте,— смущенно отозвался генерал И показал на чирка.

— М-да...— сочувственно хмыкнул председатель и сразу же повернулся к Анне Васильевне: — Анна Васильевна, мир?

— Разве мы ссорились?

В голосе Анны Васильевны прозвучал холодок.

— А кто меня с жильем для химика донимал? Для Николая Николаевича?

— Будет?

— Пускай мебель покупает.

— Спасибо, Павел Михайлович, — удивленно и обрадовано улыбнулась Анна Васильевна.

— Рад стараться, — Павел Михайлович улыбнулся в ответ обаятельно и дружелюбно и подмигнул Алле Кондратьевне: — Так чем ты нас сегодня удивишь?

— Фирменное блюдо, — горделиво, со значением ответила Алла Кондратьевна.

— Эге, товарищ генерал,— повернулся Павел Михаилович к генералу Кузнецову,— это вас на высшем уровне принимают. Шутка сказать — цесарка по-бульбански.— И без всякой паузы, тем же тоном он быстро спросил: — А что она у вас под нее просила?

Генерал Кузнецов улыбнулся, но промолчал.

— Я все боялся — не поспею,— продолжал Павел Михайлович.— Что председатель делает?.. Не знаете? А я вам скажу. Обедает. Должность такая. У всех председателей...

— Вам все шуточки,— неодобрительно перебила председателя Алла Кондратьевна.— А у меня...— И горячо продолжала: — Анатолий Яковлевич! А если я вам письмо официальное от «Сельхозтехники»...

— Письмо, наверное, не помешает,— не устоял перед ее напором генерал Кузнецов.— Но все-таки...

— Вот и договорились! — быстро, не дав досказать, что «все-таки», выпалила Алла Кондратьевна и поспешила перевести разговор на другое.— Наташа! Пора нам салатом заняться.

— Я не могу помочь? — вежливо осведомилась Анна Васильевна.

— Зачем? Мне — удовольствие, Наташе — практика. Может, посуду пока перетрете? Гриша вам поможет.

— Лучше я мужскую работу сделаю, — возразил Григорий Иванович.— Лук вам нарежу. Меня на погранзаставе научили — волосок к волоску. Ты так не умеешь. Где у тебя дощечка?

— Сейчас принесу.

Алла Кондратьевна ушла в дом и тотчас же возвратилась с дощечкой, с кухонным ножом, с полотенцем для посуды.

— Вот как это делается на погранзаставе, — громко сказал Григорий Иванович. — Смотрите. Нож только у тебя легковат...

Он очистил луковицу, положил ее на дощечку и часто-часто замахал ножом у самых пальцев левой руки, раз за разом отсекая тончайшие ломтики.

— Замечательно, — удивилась его искусству Анна Васильевна.

— Уж куда замечательней,— отозвалась Алла Кондратьевна.— Что ж ты, Гриша, луковицу не помыл? Так, немытую, в салат?

— А зачем ее мыть? Она под своей оболочкой стерильная, можно сказать.

Анна Васильевна взяла полотенце и принялась перетирать тарелки и бокалы. По-видимому, ей хотелось спросить, для чего это делать, когда посуда и без того чистая, прозрачная, сияющая, но она не решилась.

— Павел Михайлович! Откуда у вас цесарки? — спросил генерал Кузнецов.

— Это я опыт ставил,— посмеиваясь над самим собой, ответил председатель.— Цесарка — из фазаньих. А фазаны да и куропатки жука колорадского едят. Кура — дура, не ест, а они — жрут. Только капризная эта цесарка оказалась.

— В каком смысле?

— Брезгует жуком. Поэтому пришлось мне опыты с цесарками Алле передать. Теперь она над ними шефствует. И видите, сумела найти для них научное применение.

Матвей Петрович помялся, откашлялся и обратился к председателю:

— Михалыч... Я чего спросить хотел... Как там это... как там погода?.. В районе?..

— Снег выпал,— отрезал. Павел Михайлович.

— Господь с тобой, на воздвиженье?

— Погоди, Матвей,— нахмурился председатель.— Про погоду мы еще потолкуем.— И, сознательно переводя разговор на другую тему, он обратился к Сереже, который сидел, сгорбившись, на поленнице, в стороне от других, с безнадежным и отсутствующим видом: — Серега! "Ты чего нос повесил?

Анна Васильевна внимательно посмотрела на Сережу.

— В самом деле, — сказала она.— Сережа, что с тобой? Павел Михайлович приглушенно рассмеялся:

— Это вы у меня спросите. У него неприятности. В районе. Правда, Серега?