Любовь и картошка - [29]

— Ох, Наташа!..— укоризненно покачала головой Анна Васильевна.

— Ты почему полиэтилен не оплачиваешь? — резко спросила Алла Кондратьевна.

— И не оплачу,— так, словно ждал этого вопроса, ответил Григорий Иванович.— Получаете первосортные гранулы. Я смотрел. А счета — на отходы.

— А ты бы хотел получать отходы и платить, как за первый сорт? Гриша, я тебя добром прошу.

Генерал Кузнецов прошел в охотничий домик, вернулся с запотевшей, из холодильника, бутылкой минеральной воды и стаканом, откупорил бутылку, налил воду и подал стакан Анне Васильевне.

— Спасибо,— поблагодарила Анна Васильевна. И в ответ на собственные мысли добавила: — Какой длинный день.

В светлом платье из мягкой эластичной ткани, с темным шарфом, наброшенным на плечи, Анна Васильевна, как всегда, держалась ровно, спокойно, но по тому, как она иногда улыбалась невпопад, Сережа видел, что в самом деле она устала и углублена в себя.

— На кладбище ходили? — спросил Матвей Петрович.

— Да.— Григорий Иванович оглянулся на Анну Васильевну и нерешительно добавил: — Там надо бы...

— Знаю, Гриша,— перебил его Матвей Петрович.— Пусть земля немного осядет.

Лицо Матвея Петровича исказила странная гримаса, словно он хочет и не может разгрызть что-то твердое. Григорий Иванович отвел взгляд и, желая перевести разговор на другую тему, спросил с несколько натужной улыбкой:

— Так как, Матвей Петрович? Будете Сережку в район посылать? Я ведь вас предупреждал...

— А что там такое? — заинтересовалась Алла Кондратьевна.

— Иди-ка сюда, — позвал Сережу Григорий Иванович. Сережа подошел. Они стояли друг против друга, и было видно, что Сережа выше отца иуже в плечах.

— Ты что, не рассказал? Сережа молча смотрел в землю.

— Докатался. Ну, чего молчишь? Стыдно? Я думал, покалечился. А он здесь прохлаждается... Машину он разбил.

Алла Кондратьевна ласково улыбнулась.

— Правильно сделал, — сказала она поощрительно.— Зачем ее беречь? Не своя — колхозная.

— Что значит разбил? — строго спросил генерал Кузнецов.

— Он не виноват,— вступилась за Сережу Наташа.— Он лося пожалел.

— Какого лося? — мягко осведомился генерал Кузнецов.

— На дорогу выскочил, — неохотно пояснил Сережа.— Я отвернул — и через кювет. В дерево вмазал. Хорошо, осинка тонкая попалась — придержала. Радиатор помял. И крыло тоже. И левую фару.

В глазах у генерала Кузнецова что-то дрогнуло.

— Сам добрался?

— Сам,— ответила за Сережу Наташа.

— Сам,— глядя в землю, подтвердил Сережа.

— Красиво у вас получается,— еще ласковее сказала Алла Кондратьевна. И вдруг резко, как выстрелила, спросила у Сережи: — Какая машина?

— Тридцать два сорок восемь.

— Новый самосвал! — выпалила Алла Кондратьевна.— Пятидесяти тысяч не прошел! Теперь на ремонт ставь. Запчасти на стороне покупай. А потом главный бухгалтер будет нос воротить.

— Ты, Алла, поспокойней,— начал злиться Григорий Иванович.— Машину мы сами отремонтируем. И уж если будем покупать на стороне запчасти, то за свой счет, а не за счет колхоза... Только почему ты лишь теперь так вскинулась? Почему раньше молчала? Ведь знала, что он ездит. И вы, Матвей Петрович,— повернулся он к бригадиру,— зачем вы его за руль сажаете? А когда б убился?

— Дед Матвей тут ни при чем, — искоса посмотрел на отца Сережа.— Я сам попросился...

— «Сам, сам»! Ты ведь мне обещал не ездить. Мама тебя просила... Втихую повадился. Самостоятельные заработки потребовались? Для чего? На сигареты?

— Я больше не курю,— неохотно сказал Сережа. — Ты ведь знаешь.

Сереже прежде случалось покуривать. Но после того, как Клавдия Захаровна рассказала школьникам о том, что рак легких очень «помолодел», что им заболевает все больше совсем молодых людей, и привела цифры зависимости этого заболевания от курения, Сережа больше не прикоснулся к сигарете.

— Кстати, Матвей Петрович,— снова обратился к бригадиру Григорий Иванович.— В ведомостях на оплату Сережи нет. Это вы нарочно?.. Чтоб я не знал, что он ездит?.. И как вы ему платили?..

— Что яему платил, — уклончиво ответил Матвей Петрович. — Ну, рубль, два...

— Сережа! Сколько ты получал за ездку? — с откровенным недоверием отнесся Григорий Иванович к ответу бригадира.

— Трояк, — мрачно признался Сережа.

— Щедро! — прищурился Григорий Иванович. — Из рук в руки брал? Нигде не расписывался?

— Нет.

— Молодец! Ты что, не знаешь: из рук в руки только чаевые дают. За работу у нас так деньги не получают.

— Это в теории,— возразил Сережа.— А шабашники как получают?

— Из бухгалтерии,— отрезал Григорий Иванович.— Не из кармана. В карман казенные деньги прямым путем не попадают.

— А ведь не хотела я машины по бригадам раздавать, — вмешалась Алла Кондратьевна.— Тебя послушала. Хозрасчет! Вот он, твой хозрасчет,— машину угробили! А у меня завтра дожди пойдут! Картошка в поле останется!.. Чуяло мое сердце... Анатолий Яковлевич! — горячо обратилась она к генералу Кузнецову. — Мне ведь всего десяток машин!..

— Житья от них нет,— виновато сказал Матвей Петрович генералу Кузнецову.

Это было так неожиданно и так грубо, что Алла Кондратьевна на какую-то секунду захлебнулась, а затем зловеще спросила:

— От кого это нет житья?

— От лосей,— с готовностью пояснил Матвей Петрович.— Я их терпеть-видеть не могу. На дерево загнал меня, старого человека.