Любовь и французы - [97]

— К такой морали я никогда бы не смогла привыкнуть. Три вещи кажутся мне сверхъестественными: я не представляю себе, как я смогу завести любовника, чтобы не краснеть каждый раз при встрече с ним, поскольку связи подобного рода порождают постоянные уловки и лицемерие; во-вторых, я не думаю, что можно иметь любовника без того, чтобы об этом не узнал целый свет, и, в-третьих, я не смогу смотреть в глаза тому, кто будет знать или хотя бы подозревать об этом.

— Слушайте, я знаю вашу скромность и искренность. Скажите мне откровенно, что в свете думают обо мне?

— Но... они о вас самого лучшего мнения — они бы не думали так, если бы вы на деле применяли моральные принципы, которые вы только что мне проповедовали!

— Именно это я и хотела от вас услышать! Вот уже десять лет с тех пор, как я потеряла мою матушку, я — любовница моего друга детства, шевалье де Валори. Поначалу моя чрезвычайная молодость и доверчивость помешали мне понять, каковы его истинные намерения, а когда поняла это, я его уже так любила, что не могла противиться. Он предлагал мне руку и сердце, но я первая успокоила его совесть — семья Валори была против нашего брака, а кроме того, у нас не было средств. Я оставила мою родину и последовала за ним в столицу. Сейчас он проводит со мной четыре дня в неделю, а остальное время мы довольствуемся тем, что слышим новости друг о друге в гостях. Мы живем очень счастливо — возможно, более счастливо, чем жили бы в законном браке.

— Ну и ну! Кто же этому поверит?! Я не знаю, что и сказать на это... я в совершенном смятении... мне нужно привыкнуть к этой мысли.

— Это займет не так много времени, как вы думаете. Уверяю вас: вскоре вы будете находить мои нравственные принципы весьма простыми, ведь вы созданы для того, чтобы оценить их по достоинству.

— Но мне нет нужды применять их на практике. К счастью, я ни в кого не влюблена.

Однако любовь вскоре настигла ее. Чтобы отрицать ее, мадам д’Эпинэ была слишком интеллигентна, привлекательна, ласкова, а галантный Дюпен де Франкёйль всегда был рядом. Он начал с того, что взялся учить ее сочинению музыки, но вскоре отношения учителя и ученицы переросли в приятную, элегантную связь. К несчастью, юный Дюпен был непостоянным и легкомысленным. Другой «доброжелатель» — на этот раз таковым оказался Дюкло — сделал все от него зависящее, чтобы открыть глаза доверчивой мадам д’Эпинэ. Однажды он в своей обычной резкой манере довел до ее сведения, что ее муж «с каждым днем делает все больше глупостей с этими двумя девицами (речь шла о сестрах Роз). Он разоряется и выставляет себя на посмешище всему Парижу. Я должен с ним побеседовать. Но это не тот случай, когда нужны проповеди, состоящие из общих фраз,— они могут только повредить. Тут нужно знать, о чем говоришь — увидеть все своими глазами — на самом деле увидеть. Я вас предупреждаю, что на днях я буду у них».— «У них? У кого?» — «У этих девок, разумеется. На следующей неделе они представляют оперу, а ваш муж берет на себя расходы по оплате скрипачей. Я попрошу у него билет, а потом — можете на меня положиться».

Мадам д’Эпинэ, которой сплетня Дюкло начинала слегка надоедать, не стала расспрашивать о том, что произошло на пресловутом оперном спектакле, однако Дюкло сам ей обо всем рассказал три недели спустя. «Полиции, на самом деле,— восклицал он,— следовало запретить эти сборища. Полдюжины вечеров вроде этого хватит, чтобы отправить в госпиталь всю вашу семью. Но я с ними поговорил. Я прямо высказал им все, что о них думаю. Я верю, что даром мои усилия не пропадут. Должен вам сказать, я видел там многих, кому нечего было делать в Опере. Считайте, что весь двор, да что там — весь город. И все ваши друзья были там».— «Возможно,— намекнула мадам д’Эпинэ,— они пришли туда с той же целью, что и вы». Но когда хитрый Дюкло как бы между прочим добавил: «Франкёйль тоже там был. Он взял младшую сестру»,— она побледнела. «О чем вы?» — «Да это же знает весь Париж. Ваш муж спит с Роз-старшей, а Франкёйль — с младшей. Это секрет полишинеля». Вскоре после этой беседы муж мадам д’Эпинэ рассказал супруге, что Дюкло сам ввел Франкёйля в общество девиц Роз. Бедная женщина не знала что и думать.

Тем временем ее золовка, мадам де Жюлли, влюбилась в знаменитого оперного певца Жельотта и навязала мадам д’Эпинэ против ее воли роль своей наперсницы. «Но я думала, что ваш муж вас очень любит!» — простодушно возражала мадам д’Эпинэ. «Он думает, что любит,— сказала мадам де Жюлли, улыбаясь,— и будет весьма удивлен, если кто-то выскажет противоположное мнение. Но он никогда не изменит ради меня ни одной, даже самой мелкой, из своих привычек. (Большинство его увлечений, кстати, дорого обходились. В частности, в то время этот господин начал интересоваться коллекционированием антиквариата и драгоценных камней.) Мадам де Жюлли просила свою невестку позаботиться о том, чтобы, когда они в следующий раз соберутся на охоту, ее и Жельотта поместили в соседних апартаментах.

Спустя несколько месяцев, после долгого отсутствия, она нагрянула к своей невестке как снег на голову. Мадам д’Эпинэ упрекнула золовку, что та пренебрегает ее обществом.