Любовь и французы - [9]
Трубадуры были первыми учениками любви. Опьяненные своим открытием, они спутали ее (в старопровансальском языке «любовь» — слово женского рода) с музой поэзии. Любовь — женщина — была поэзией, огнем, экзальтацией, источником социальных добродетелей и героизма (ограниченного, увы, военной сферой). Любовь, бывшая слишком волшебной и таинственной, играла роль талисмана, который должен был отвратить судьбу, что так легко могла стать мрачной и жестокой в то беспокойное время.
Глава 5. Идеал красоты
Как же выглядели эти дамы, первые французские героини? В течение долгого средневекового периода, длившегося с двенадцатого по пятнадцатое столетие, в идеал красоты вносились изменения, однако их можно лишь с большой натяжкой сопоставить с частыми и резкими переменами, происходящими в наши дни.
Мы можем представить себе даму, ожидающую своего трубадура в зале с высокими потолками и стенами, обитыми декоративной тканью. На ней расшитая гербами мантия, скрепленная застежкой высоко под горлом; герб ее собственной семьи вышит слева, герб супруга — справа. Дама представляет собой ходячий генеалогический справочник. Она, без сомнения, принадлежит к аристократическому роду и, разумеется, замужем,— брак заботливо устроен властными родителями или, если она сирота,— советом баронов, в расчет при этом принимались соображения дипломатии и престижа, которые с любовью не имеют ничего общего. Возможно, на даме зеленое платье — знак новой любви, а может, голубое, означающее верность. Символике цветов и, конечно, любого рода символам придавалось огромное значение, поскольку это была эпоха сказочных фантазий и притворства.
Свой идеал первые поэты описывали обычно в более или менее обезличенных выражениях, как и весну в начальных строчках поэмы. (Похоже, в другие времена года любовь в их сердцах не загоралась, но это могло быть и поэтической условностью, подобной помешательству арабо-персидских поэтов на соловьях.) За щебечущими птицами, бегущими ручьями, берегами, поросшими цветами (какими именно — неясно, поскольку трубадуры не были сильны в ботанике), следовали навевавшие скуку портреты молодых дам, которые все как одна обладали бело-розовыми щеками, маленькими прямыми носами, жемчужными зубами, золотистыми косами и рубиновыми устами. (Ослепительным блондинкам отдавалось предпочтение скорее из символических, нежели из эстетических соображений, так как бытовало убеждение, что существует тесная связь между физическими и ментальными характеристиками личности.)
Более ясное понятие о существовавшем в то время идеале красоты дали нам скульпторы — создатели статуй Пречистых Дев, чьи нежные аристократические лица позволяют представить облик укрывшейся в своей башне далекой принцессы Триполийской, героини стихов трубадура Джауфре Рюделя.
Взгляните, какими были эти принцессы грезы>>{17}, прежде чем читать стихи или слушать музыку профессиональных певцов любви тех времен: примерами могут служить «Святая Магдалина», творение мастера из Мулена (Лувр), «Дева Мария, кормящая младенца» (Лувр, автор неизвестен), «Мадонна» Ангеррана>>{18} (Шарантон, приют Вильнев лез Авиньон), «Святая Дева во славе», также созданная мастером из Мулена (Муленский собор), и «Мадонна Неопалимая Купина» Никола Фромана (собор в Экс-ан-Провансе).
Нам кажутся трогательными их лица, но вот фигуры красавиц той эпохи вызывают разочарование у зрителя двадцатого столетия. Большого выбора у нас нет, но тела тех немногих женщин, чей облик сохранили иллюстрации рукописных книг, соответствуют канонам красоты, установленным поэтами. Рассмотрим изящную фигурку Ариадны, брошенной на острове Наксос (Туреньская школа, отдел MSS Национальной библиотеки), иллюстрацию к переводу творений Овидия (которыми зачитывались и восхищались начиная с двенадцатого века). Какие тонкие руки, круглый живот, узкие плечи, а бедра так непропорционально широки! Маленькая приподнятая грудь — наиболее привлекательная часть ее тела; это сближает Ариадну со знаменитой парижской куртизанкой, как ее описал Вийон в «Прекрасной оружейнице»:
Так плечи нежны и хрупки,
И пальцы тонки, как стебли,
И словно ягодки — соски,
Так что за нею кобели Все, как привязанные, шли.
Крестец широкий, пышный зад
И ляжки крепкие влекли
Мужчин к ней, будто в райский сад...>{19}
Похожие красавицы демонстрируют свои прелести на изображающей наслаждение едой и плотью откровенной иллюстрации, озаглавленной «Французская баня», из написанной в пятнадцатом веке книги Валериуса Максимуса (позже я расскажу об этих парильнях подробнее); в миниатюре Поля Лимбурга «Мирской рай», написанной по заказу герцога Беррийского, также есть несколько очаровательных средневековых ню.>{20}
Изображать наготу было не принято, поэтому фигуры так неуклюже иератичны, а их лица остаются серьезными даже в разгар банных утех. Однако в повседневной жизни нагие женщины играли важную роль в живых картинах, без которых не обходилось ни одно празднество по случаю важного события в жизни царствующего семейства. Предшественницы артисток Фоли Бержер играли роли нимф и богинь, будучи совершенно открытыми взорам толпы, и ничего из ряда вон выходящего в этом не было. По словам Жана де Руа, хрониста Людовика XI, когда король в 1461 году въезжал в Париж, «...также были там (помимо прочих увеселений) три весьма очаровательные, совершенно нагие девицы, представлявшие сирен, которые декламировали небольшие пасторали и мотеты, и всякий видел их прекрасные груди, широко расставленные, круглые, крепкие, являвшие собой очень красивое зрелище...»
