Любовь и французы - [110]
Число членов клуба было ограничено двумя сотнями адептов, принадлежавших к высшему духовенству и аристократии. Соискатели подвергались основательному любовному испытанию, длившемуся три часа под руководством неподкупных dignitaires[233], которые награждали победителей венками. Афродиты были невысокого мнения о неофитах, которые оказывались неспособными заслужить семь венков за три часа. Принятие в члены клуба было торжественной церемонией, завершавшейся пиром, не уступавшим древнеримской вакханалии.
Сохранился Journal* одной из дам-афродит; в нем она перечисляет 4959 любовных свиданий, имевших место за двадцать лет (учитывая репутацию клуба — ничего удивительного). В числе ее любовников были 272 принца и прелата, 929 офицеров, 93 раввина, 342 финансиста, 439 монахов (почти все они — кордельеры, изредка попадаются бывшие иезуиты), 420 светских людей, 288 мещан, 117 слуг, двое дядюшек и дюжина кузенов, 119 музыкантов, 47 негров и 1614 иностранцев (когда обстоятельства вынудили ее покинуть Францию — вероятно, во время Революции). Подобно многим другим развратникам, эта афродита имела склонность к подсчетам.
В 1769 году на берегах Сены, на острове Сен-Луи, каждую ночь можно было видеть одинокую фигуру мужчины в синем плаще и широкополой фетровой шляпе. Время от времени он останавливался, чтобы, оглядевшись и убедившись, что на него никто не смотрит, что-то нацарапать на парапете перочинным ножом. Затем он снова торопливым шагом шел вперед, бродил туда-сюда по узким улочкам, пока не начинало светать. Единственными людьми, с которыми он заговаривал на улице, были проститутки. Он знал каждую из них — ее имя, «специальность», историю.
Оставленные этим чудаком надписи на парапетах, стершиеся после десяти лет его ночных странствий по Парижу, вряд ли сказали что-нибудь любопытному свидетелю, если бы тому вздумалось последовать за странным человеком в синем плаще. Это были даты — ни для кого не имевшие никакого значения, кроме самого мрачного низкорослого господина с лицом сатира и блестящими глазами, который при ближайшем рассмотрении оказывался грязным и даже дурно пахнущим. Он унаследовал от отца коренастую фигуру крестьянина и крестьянскую же проницательность, которая позволяла ему наблюдать человеческую природу во всей ее естественной неприглядности. Это был один из наиболее эксцентричных писателей своей эпохи, развратник и фетишист, боготворивший женские ножки и способный упасть в обморок при виде дамской туфли. Однажды ночью он проводил девушку до дома только потому, что был зачарован ее розовыми, на высоких каблуках, туфельками. Он всегда гневно осуждал туфли без каблуков.
А надписи на парапетах? То были даты любовных встреч. Он хотел отмечать как можно больше годовщин, хотел, чтобы у него всегда было кого и что вспомнить... Его календари и дневники полны заметок о любовницах. Как его звали? Ретиф де ла Бретон. С ранних лет он был хвастливым и порочным. Приглядывая на пастбище за отцовскими овцами, Ретиф самостоятельно выучился чтению и письму. Едва ему минул двадцать один год, как он заявил, что у него уже двадцать незаконнорожденных детей и огромный список любовниц. Он стал учеником печатника и обольстил его жену. Тот отомстил, женив Ретифа на проститутке по имени Аньес, которую рекомендовал как чрезвычайно респектабельную молодую особу. Ретиф до конца поверил в этот обман. Однако вскоре он осознал свою ошибку и, выходя из церкви после венчания, твердил себе: «Дурак несчастный! Теперь ты повязан. Все пропало». Женившись, он не прекратил распутничать и вскоре расстался с женой, с нетерпением ожидая давно обещанных законов о разводе, которые были обнародованы авторами нового Гражданского кодекса.
Некоторые революционные лидеры действительно заинтересовались одним из принадлежавших перу Бретона проектов социальных реформ: его Порнографией, в которой говорилось об организации борделей и полицейского надзора за ними,— этот проект едва не был осуществлен на практике. Ночные беседы с парижскими проститутками давали Ретифу обильный материал; писатель делал множество записей, из которых он составил большинство из своих 203 книг — даже не утруждая себя оформлением рукописи, а отправляя их сразу в типографию. Его любопытные наблюдения вылились в уникальный научный труд, посвященный его современницам — filles galantes. В своем Пале-Рояле Ретиф берет на себя роль гида для провинциала, который не прочь поддаться разнообразным столичным соблазнам, и таким образом знакомит читателя с существовавшей в среде проституток любопытной иерархией.
Sunamites[234] специализировались на подражании знаменитым аристократкам, так что их клиенты могли воображать, будто имеют дело с этими великосветскими дамами. Такая дублерша, выбранная за внешнее сходство с той или иной дамой, искусно копировала ее стиль в одежде, манеры, осанку и выражение лица. (Это напоминает попытку Ронсара найти проститутку, которая была бы похожа на его любовницу, в заведении Большой Жанны.)
Berceuses[235] владели искусством ласк, от которых снедаемые беспокойством клиенты засыпали (надо думать, это было большим облегчением для озабоченных деловыми проблемами финансистов, которых было так много в те времена); Chanteuses
