Любовь и фантазия - [75]

Шрифт
Интервал

Ну а что касается моего сына, которого я ни разу больше не видела с тех пор, как он ушел к партизанам… Так вот, один из его приятелей прислал мне о нем такую весточку:

«Мать, будь поосторожней, если кто-нибудь от имени твоего сына будет просить прислать ему мыло, одежду или немного денег!.. Позаботься о других своих сыновьях, которые живы!.. А об этом больше не думай!»

А ведь он был такой молодой и всегда все решал сам: «Это надо так, а это вот так!..» Я до сих пор слышу, как он говорил это.

Потом пришла независимость, и мне в деревне ничего не дали. Был один начальник по имени Аллаль, когда он бежал в горы к партизанам, я его прятала у себя какое-то время. Так вот, сразу после войны именно он распределял пустые дома. После того как наш дуар уничтожили, я вместе с другими ушла в город. Но бродяжить мне не хотелось, противно было. Один старик, Си аль-Хаджи, уговорил меня пойти к этому начальнику, чтобы напомнить о себе. Он даже пошел вместе со мной и сам постучал к тому в дверь. Аллаль открыл нам, во дворе у него было много людей, которых я не знала.

Я вошла.

— О Аллаль, где же мои права? — воскликнула я. Сыновья мои сражались, прошли с боями отсюда до самой тунисской границы, а ты тем временем прятался в пещерах да ямах!

Это была истинная правда. И что же, в присутствии всех этих горожан он вдруг заговорил со мной по-берберски! Хотел подчеркнуть этим, что я, мол, деревенская! Но я снова повторила по-арабски, да еще таким тоном, ты ведь знаешь меня:

— Верни мне мои права!

Но мне так ничего и не дали… Видишь, где я теперь живу, да и то еще пришлось заплатить деньги, чтобы поселиться в этой лачуге. «Плати — или не войдешь сюда!» — сказали они мне.

Что поделаешь, мужчин, которые были моей опорой, нет больше, все они ушли!

Шушуканье

Шушукаются здесь, шушукаются там, всюду, где средь поросших молоденькими деревьями холмов стоят заново отстроенные деревушки и снова меж домишек, заполненных орущей детворой, вырастают глинобитные стены и тростниковые изгороди. Я стучусь в каждую дверь, я сажусь на циновку в маленьком дворике, и взору моему открывается все та же гора с опустевшими теперь сторожевыми вышками.

Беседы то тут, то там, всюду, куда приводит меня ниточка родственных связей по матери; та или другая из собеседниц уверяет меня, что на могилы двух святых из моего рода («старика» и «молодого», того, с «черным языком», и другого, молчаливого, возможно — его сына) крестьянки — отвергнутые и бесплодные жены, обездоленные сироты — снова начали ходить на поклон, на исповедь, на сеансы транса, дабы получить благословение этих двух заступников, отца и сына… Говорят они все одинаково нескладно, и волнуют их одни и те же вопросы: не происхожу ли я по матери или по отцу моей матери от этих двух покойных, которые все слышат, чей непробудный сон дарует утешение?.. Да, со мной часто говорят об этом; затаив дыхание, я слушаю голос, доносящийся из полумрака, и стараюсь не пропустить ни единого звука или интонации, сижу не шелохнувшись, пожалуй, я вполне могла бы сойти за святую или проклятую, во всяком случае, могла бы ощущать себя мумией.

Но вот настает момент неизбежных вопросов:

— Сколько лет тебе было?.. Где ты жила?.. Замужем или нет?.. — и так далее.

А потом настает момент, когда единственный по-настоящему волнующий меня вопрос застревает у меня в горле и никак не решается сорваться с губ… Я стараюсь удержаться, не могу найти подходящих слов, стараюсь вспомнить какое-нибудь иносказательное выражение, доброе, ласковое, необидное… А тут еще такая аудитория — четверо или пятеро крестьянок, и все они вдовы войны… Может быть, об этом следует спрашивать наедине? У одной из них на длинной подвижной шее огромный зоб: молвить ей секретное слово, дать понять, что речь пойдет о терапевтах, обменяться советами по поводу того или другого хирурга, той или иной больницы… Говорить с каждой как с себе подобной — осужденной, но не виновной и не пострадавшей. Разделить тусклую печаль, смягчить тон голоса, только не надо ни покорности, ни жалости.

«Мой» вопрос упрямо дожидается своей очереди. Дабы ясно выразить его, надо хорошенько приготовиться; я сижу, поджав ноги, на подушках или прямо на каменном полу, ладони мои раскрыты — чтобы смягчить позу униженного смирения, плечи заранее опущены — чтобы предупредить возможную слабость, колени готовы принять осколки разбуженных чувств, ноги спрятаны под юбкой, чтобы нельзя было убежать с истошным воплем под сень деревьев.

Сказать сокровенное слово, арабское слово «урон» или что-то вроде «обиды».

— Сестра моя, а не было ли тебе какого урона?

Словом этим принято обозначать насилие или отводить его, ну, например, после того как мимо реки, где долгое время пряталась молодая женщина, прошли солдаты, от которых ей не удалось укрыться. Она встретилась с ними. Потерпела от них. «Я потерпела от Франции», — сказала бы тринадцатилетняя пастушка Шерифа, которая на самом-то деле ничего такого не потерпела, вот разве что теперь терпеливо сносит свое тусклое настоящее.

Солдаты ушли, и вот, помывшись и приведя себя в порядок, повязав косу ярко-красной лентой, женщина, поглядев на свое отражение в солоноватой воде, любая женщина, возвращается через час или через два, идет навстречу людям, стараясь не обнаружить изъяна перед лицом родового племени — слепого старика, бдительных старух — стражниц, молчаливых, облепленных мухами ребятишек, мальчишек, уже ставших подозрительными.


Еще от автора Ассия Джебар
Жажда

В предлагаемый советскому читателю сборник включены романы «Жажда», «Нетерпеливые», «Любовь и фантазия», принадлежащие перу крупнейшего алжирского прозаика Ассии Джебар, одной из первых женщин-писательниц Северной Африки, автора прозаических, драматургических и публицистических произведений.Романы Ассии Джебар объединены одной темой — положение женщины в мусульманском обществе, — которая для большинства писателей- арабов традиционно считалась «закрытой».


Нетерпеливые

В предлагаемый советскому читателю сборник включены романы «Жажда», «Нетерпеливые», «Любовь и фантазия», принадлежащие перу крупнейшего алжирского прозаика Ассии Джебар, одной из первых женщин-писательниц Северной Африки, автора прозаических, драматургических и публицистических произведений.Романы Ассии Джебар объединены одной темой — положение женщины в мусульманском обществе, — которая для большинства писателей — арабов традиционно считалась «закрытой».


Рекомендуем почитать
Том 3. Сказки для умных

В третий том вошли повести и рассказы, объединенные общим названием «Сказки для умных».


Сила слова (сборник)

Владение словом позволяет человеку быть Человеком. Слово может камни с места сдвигать и бить на поражение, хотя мы привыкли, что надёжней – это воздействие физическое, сила кулака. Но сила информации, характер самих звуков, которые постоянно окружают современного человека, имеют не менее сокрушающую силу. Под действием СМИ люди меняют взгляды и мнения в угоду тем, кто вбрасывает информацию на рынок, когда «в каждом утюге звучит». Современные способы распространения информации сродни радиации, они настигают и поражают всех, не различая людей по возрасту, полу, статусу или уровню жизни.


Другая, следующая жизнь

В этой книге две остросюжетные линии. Действие нечетных глав романа происходит во времена революции и начала гражданской войны. Четные?– описывают события наших дней, происходящие на фоне рейдерского захвата Часового (читай?– военного) завода. Объединяет их общее пространство?– крупный губернский город в центре России. В романе?– Пермь. Но с таким же успехом это мог бы оказаться Воронеж, Иркутск, Владивосток…Героев?– юную романтичную барышню и умного, беспринципного «нового русского» – разделяет столетие. Каждый из них проходит свой путь приключений, испытаний и преображений, свой отрезок истории России.


Жизнь не Вопреки, а Благодаря…

Все события, описанные в данном пособии, происходили в действительности. Все герои абсолютно реальны. Не имело смысла их выдумывать, потому что очень часто Настоящие Герои – это обычные люди. Близкие, друзья, родные, знакомые. Мне говорили, что я справилась со своей болезнью, потому что я сильная. Нет. Я справилась, потому что сильной меня делала вера и поддержка людей. Я хочу одного: пусть эта прочитанная книга сделает вас чуточку сильнее.


Страна коров

«Страну коров» мог бы написать Томас Пинчон, если бы ему пришлось полгода поработать в маленьком колледже. Пирсон своей словесной эквилибристикой и игрой со смыслами заставит читателя буквально мычать от удовольствия.Чарли приезжает в колледж Коровий Мык, где он еще не знает, чем ему, координатору особых проектов, предстоит заниматься. Задачи, кажется, предельно просты – добиться продления аккредитации для колледжа и устроить рождественскую вечеринку с размахом.Но Чарли придется пободаться с бюрократией: в колледже есть два противоборствующих лагеря, и их вражда может помешать ему добиться цели.


Розовый дельфин

Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.