Любовь и другие мысленные эксперименты - [66]

— Ага, физиотерапия, конечно, штука нелегкая, — покачал головой Артур, — зато эффективная.

— Прекрасно. Прекрасно. А как процессор? — Кросби тронул его висок. — Приходит в норму? Больше не глючит?

— Да, все отлично. Работает потихоньку. Так что, в общем… постепенно начинаю снова чувствовать себя нормальным.

Врач покивал и направился к койке. Потоптался, примериваясь, как бы поудобнее примоститься на накрахмаленном покрывале. И несмотря на то что сегодня кровать была пуста, опустился ровно на то же место, где сидел в первый день.

— Давайте-ка с этого места поподробнее. Значит, начинаете чувствовать себя нормальным?

Доктор едва не спиной к нему повернулся. Артуру пришлось податься вперед, чтобы видеть его лицо.

— Сами понимаете, дневной свет, еда из буфета, текучая вода.

Кросби, ясное дело, не это хотел от него услышать. Усмехнувшись, он похлопал рукой по кровати.

— А с памятью как?

— На грани.

Врач снова похлопал по матрасу, темно-синий обшлаг потерся о хлопковую простыню. Оставалось надеяться, что это не единственный его костюм. Артур представил, как вещи доктора болтаются на вешалке, затянутые в полиэтиленовые чехлы, — куколки, готовящиеся стать бабочками. Стараясь делать как можно меньше движений, он с трудом поднялся со стула и пересел на койку.

— На грани? — переспросил доктор Кросби, когда Артур устроился.

— Ощущение такое, будто вот-вот что-то произойдет, и на меня обрушится целый поток информации.

— Понимаю. Что ж, звучит обнадеживающе. Молодчина.

Артуру вспомнились дети, которых он частенько видел в парке Пасадены, куда приходил побегать. Стоило им скатиться с горки или взлететь на качелях, как сопровождающий взрослый непременно кричал: «Молодец!» А вот пилотам такие похвалы доставались не часто.

— А если поконкретнее? — продолжал врач. — У вас вроде бы были проблемы с интеграцией. Не удавалось установить… хм… связь с матерью, сотрудниками базы, местным персоналом?

— Странно, правда? — подавшись к нему и понизив голос, спросил Артур.

Доктор обернулся через плечо, затем наклонился к нему, и Артур понял, куда смотрела Рейчел, когда целовала его на прощание. Камера и микрофон, система видеонаблюдения. Рейчел пыталась его предупредить.

— В каком смысле странно? — отозвался доктор, тоже приглушив свой звучный голос.

— Просто… просто я… словно все забыл. — Артур вдохнул поглубже и снова выпрямился. — А теперь, доктор Кросби, память начала ко мне возвращаться.

Врач несколько секунд изучал его лицо.

— Ясно. Но вы же понимаете, что рано или поздно потребуется сдать отчет об экспедиции, а вы его составить не сможете.

Артур ждал. Если доктор решил и дальше разыгрывать роль заботливого папочки, сейчас он даст понять, что действует в его интересах.

— Ваша мать считает, что вам нужно поскорее вернуться в ваш съемный дом и как следует отдохнуть.

— Точно, — кивнул Артур. — Она и мне так сказала.

— Я разговаривал с правлением. Они не против вас отпустить при условии, что вы останетесь здесь, в Хьюстоне.

— Когда меня выпишут?

— Завтра. Если утренний анализ крови покажет, что все в порядке.

Стоит ему выбраться отсюда, он сразу найдет телефон без прослушки и свяжется с Грегом.

— Но правлению нужно, чтобы вы кое-что сделали перед уходом.

— М-м, да?

— Сами понимаете, осечка обошлась компании дорого, очень дорого. Расследование только началось. И вы должны сотрудничать с базой, чтобы помочь команде — Кросби почесал в затылке. — Им, видите ли, нелегко приходится. Эти ваши… мнэ-э-э… провалы в памяти…

Артур вскинул брови.

— Конечно, я понимаю.

Врач говорил не об аварии — или что там, черт подери, произошло, а о его личных проблемах. С первого дня Артур пытался скрыть растерянность, выиграть время и выяснить, что случилось, раньше, чем это сделает компания. После шока, который он испытал, встретившись со своей так называемой матерью, выстоять под остальными снарядами, как он именовал их мысленно, было проще. Он целую стратегию разработал, как по первым приветственным словам заглянувших к нему коллег или медработников определить, насколько близко они знакомы. Не узнавая кого-то, он старался поддерживать разговор ни о чем, надеясь, что посетитель наслышан о его «травмах», чтобы особенно его не доставать. Более серьезные беседы Артур вел только с теми, кого узнал и с кем его предположительно что-то связывало.

Сложнее всего оказалось с Дженнифер. Женщина, звонившая в госпиталь по видеосвязи, была не той Дженнифер, которую он помнил. Ей явно не по себе было от его панибратского тона. Попробуй-ка подбери в такой ситуации верную стратегию.

— Как Джимини?

— Кто? А, Джимми… С ним все хорошо, спасибо. — Она замялась. — Ничего себе…

— Что такое?

— Похоже, я слишком много о нем болтаю. Раз ты спрашиваешь.

— Что ж, во время полетов мы только о них и думаем, сама знаешь.

— Точно, — улыбнулась она. — Может, пора уже разрешить пилотам брать с собой домашних животных?

Домашних животных? У Дженнифер не собака была, а сын. И Джимини его звали в честь сверчка из сказки, за слишком длинные для коротенького тельца ноги.

Дженнифер обращалась к нему «капитан Прайс», а прощаясь, сказала: «Мы все надеемся, что вы вскоре полностью оправитесь, капитан». Пришлось уронить на пол стаканчик с водой, чтобы дежурная медсестра не заметила, как он вытирает глаза. Теперь, зная, что компания следит за ним, он задавался вопросом, сколько раз успел уже выдать свое душевное состояние. «Провалы…»